Задавшись этим вопросом, он не заметил, как доехал до станции «Павелецкая», откуда ему предстояло отправиться в еще одно путешествие.

Время до отправления поезда тянулось невыносимо долго. Когда Юрчис отправился на посадку, в животе его плескалось два литра светлого рижского пива. Вагон ему попался допотопный, с липкими поручнями, жеваными занавесками и лысой ковровой дорожкой неопределенного цвета. А вот с попутчицами повезло. Две полные женщины, похожие на бухгалтеров или экономистов, почти сразу застелили нижние полки, взяли в руки по яркой детективной книжице и погрузились в чтение, изредка обмениваясь короткими репликами и пирожками с разнообразной начинкой. Третий попутчик — плешивый мужичок в мятых шортах по середину голени — минут пятнадцать разгадывал кроссворд, а потом запрокинул голову и захрапел, шевеля пальцами ног.

К этому времени проводница, наконец, открыла туалет, куда Юрчис и устремился, торопясь облегчить раздувшийся мочевой пузырь. Вернувшись, он забрался наверх, развернул журнал и попытался читать, но было слишком темно, душно и жарко. Тогда он стал в коридоре, уткнулся лбом в холодное стекло и принялся следить за редкими огоньками, мелькающими в ночи.

Перестук колес порождал видения некоего ополоумевшего ударника, то и дело сбивающегося с ритма. Болтающиеся на сквозняке занавески напоминали одеяния таинственных железнодорожных привидений. Каждый пассажир, направлявшийся в туалет или в тамбур, норовил задеть Юрчиса то плечом, то животом, но он упрямо торчал у окна, надеясь, что так его скорее сморит сон. Его мечтой было уснуть и проснуться в мире, где не будет России, не будет русских, не будет того унижения, которое испытывал он, латыш, из-за того, что мир устроен не по его велению-хотению, а как-то иначе, и существует Россия, и существуют многие миллионы русских, и он, Юрчис Лейтис, вынужден представляться Юрием Летаевым, прятать свои гноящиеся глаза и избегать женщин.

Ночью он сошел на полустанке с романтическим названием «Звонкие ключи», где его ожидала «Мазда» с Малхадом Ховсури за рулем. Было бы странно, если бы с таким именем он не обладал ярко выраженной кавказской внешностью. Темперамент у него тоже был южный, горячий. Юрчис был шефом, Малхад — его подчиненным.

— Все в порядке? — спросил грузин.

— Да, Малхад, мне нужно как можно скорее попасть на базу. Американцы торопят.

— Они согласились на нашу цену? — поинтересовался грузин.

— Да, — кивнул Юрчис, — они купят оставшийся тромонол, но только после серьезной проверки.

— Автобуса им мало?

— Мало, Малхад. Они сказали, что нужна крупномасштабная акция, такая, что прогремит на весь мир. Тогда тромонолом заинтересуются и выложат за него кругленькую сумму.

— Из которой, — прокомментировал грузин мрачно, — нам отщипнут крохи.

— Что поделаешь, Малхад. Не мы устанавливаем правила игры. Слышал поговорку: «Кто платит, тот и заказывает музыку»?

— Не нравится мне такая музыка.

— А меня она вполне устраивает. Нам представилась возможность отправить в ад не несколько десятков русских, а сразу несколько сотен. Мир станет немного чище, а мы с тобой превратимся в миллионеров.

— Тебе виднее, Юрчис, — сказал Малхад, пожимая плечами.

Больше о делах не говорили. Езда по шоссе заняла что-то около получаса. Потом начались окольные пути. Темный лес, не менее темные поселки.

— Подъезжаем, — предупредил Малхад. Он произнес это таким торжественным тоном, словно намеревался показать шефу все семь чудес света сразу.

Юрчис, который понятия не имел, где обустроились его люди, приготовился к приятному сюрпризу.

Финишная прямая вынесла «Мазду» к высокой ограде, увитой колючей проволокой. Лучи фар померкли в свете прожектора, вспыхнувшего над воротами, они открылись. Автомобиль пересек двор и замер перед крыльцом двухэтажного здания, возведенного в лучших партийно-номенклатурных традициях прошлого столетия.

— Чьи владения? — поинтересовался Юрчис.

— Бывшего главы местной администрации. — Малхад выключил зажигание. — У него таких особняков по области много настроено.

— И один он уступил вам?

— Да, очень гостеприимный человек. Наверное, я ему очень понравился.

— Вы знакомы? — изумился Юрчис.

— Познакомились, когда он выехал на рыбалку. Тут неподалеку. — Малхад махнул рукой в направлении леса. — С ним было два телохранителя, но их кто-то зарезал в камышах, представляешь? На счастье, я с Матвеем оказался рядом. Мы взяли бедолагу под свою охрану, и он нас отблагодарил.

Юрчис понимающе хмыкнул. Матвеем в группе звали Алексея Матвеева, обладавшего поистине зверской внешностью и не менее зверскими инстинктами. Ему ничего не стоило не то что зарезать, но и закопать человека заживо.

— Вы и денег, наверное, взяли? — спросил Юрчис, выбираясь из автомобиля.

Спросил как бы между прочим, из простого любопытства. Но грузин его отлично понял и сразу посерьезнел.

— Деньги в общий котел пошли, — сказал он. — Мы закон знаем.

— Молодцы.

Кивнув, Юрчис осмотрелся.

Вдоль подъездной дорожки, по которой они приехали, тянулся низкий кустарник, выглядевший таким ровным, как будто его обработали гигантской бритвой. Клумбы были вскопаны, но не засажены цветами. На одном из вытоптанных газонов темнела куча кала.

— Я смотрю, вы тут обжились, — заметил Юрчис, поднимаясь по ступеням.

— Да, но уже надоело, — признался Малхад. — Не люблю сидеть на одном месте.

— Завтра переедем, — пообещал Юрчис. — Сердюк в заброшенном пионерлагере обосновался. Там всем места хватит, да и надежнее. Если что, то не прихлопнут, как в мышеловке.

— Согласен, шеф.

«Еще бы ты не согласился», — подумал Юрчис, снимая очки.

Он был среди своих, и можно было больше не прятать свои воспаленные глаза. В темноте они отсвечивали красным, как у вампира, светом.

Ужинали, а потом совещались в большом зале, пятую часть которого занимал камин. Из него дуло, как из тоннеля метрополитена, собравшиеся расположились таким образом, чтобы сидеть подальше от подковообразного зева. Ивета Янсонс разнесла коньяк в низких бокалах. Затянутая в длинное вечернее платье из бархата, она напоминала черную шахматную королеву, нос которой вырезали чересчур острым и тонким, а глаза заменили эбонитовыми бусинами. Она была гражданкой Литвы, но что-то ей не сиделось на родине. Предпочитала кочевать по странам бывшего Советского Союза, примыкая то к одной вооруженной группировке, то к другой. Ивета была безотказной «полковой шлюхой» и неплохой снайпершей. Перекрасившись в брюнетку, разыгрывала из себя роковую женщину. Благодаря влиянию подруги, полячки Марцелы Груды, Ивета пристрастилась также к кокаину, и с тех пор ее настроение сделалось переменчивым: она ходила то молчаливая, томная и загадочная, то превращалась в истеричку.