Если все настолько поменялось – не нужны ли были богам эти изменения? Или он, перекладывая ответственность на богов, старается оправдать себя – ибо ни месть, ни кровь, которую он пролил за свою любовь, ни женщина, которая сейчас рядом, не примирили его с самим собой и не избавили от чувства вины?..

…Люджина доела и неуклюже, тяжело поднялась из-за стола. Поднялись и мужчины.

– Вы пойдете со мной на допрос? – спросила она Стрелковского.

Игорь покачал головой.

– Я вам помешаю. Посмотрю потом в записи. А пока пообщаюсь с отцом Олегом.

Исповедь была ему нужна не меньше, чем темному мальчишке, запертому в камере бункера.

– Но по пути в часовню загляну с вами в центр наблюдения, – добавил он, – послушаю, о чем вы говорите со старшим по следствию. Может, подскажу что.

Со двора донесся детский смех, женский голос и сварливые увещевания Дорофеи.

– Вы сейчас подскажите, какой у старшего допуск, – попросила Люджина, оценив разношерстность местных постояльцев и направившись за Игорем и священником к двери комнаты справа. – Чтобы я лишнего не сказала и, если нужно, поставила щит-глушилку. Он имеет доступ к информации о Жреце, Нижнем мире и ситуации с ее высочеством Алиной?

Сама Люджина как помощница начальника Отдела внешней разведки имела «бирюзовый» уровень допуска, но о том, что пятая Рудлог – темная и ныне путешествует в Нижнем мире в компании того самого Тротта, который тоже оказался темным, узнала только сегодня утром во время инструктажа от Майло Тандаджи. Игорь дела высшей степени секретности, не связанные с работой внешней разведки, с ней не обсуждал, и, наверное, только эмоциональная усталость и природная уравновешенность позволили ей быстро принять и переварить эту информацию.

– Имеет, – отозвался Игорь. – Здесь с Макроутом работает группа подполковника Пегова.

Люджина кивнула: Пегов был одним из замов Тандаджи и имел все нужные допуски. Значит, можно действовать посвободнее.

Из кладовой, к которой они направлялись, раздались мужские голоса – дверь открылась, и оттуда вышли несколько агентов. Узнав Стрелковского, отдали ему честь, поздоровались с Люджиной, которая была в гражданском, и отцом Олегом и проследовали наружу: там, на заднем дворе, огороженные высоким забором от случайных прохожих, на свежем воздухе стояли накрытые к обеду столы.

– Пересменка, – объяснил служитель, кивая в ответ на приветствия подчиненных Тандаджи.

Люджина заглянула внутрь: в кладовой виднелся открытый люк в подпол, откуда то и дело поднимались еще мужчины. Кто-то откровенно зевал, кто-то потягивался или мял пачку с сигаретами. Одними из последних появилась пара молодых ребят в военной форме, которых Люджина смутно вспомнила по награждению во дворце Рудлог. Один, огромный, доставал сигарету, второй, хмурясь, проверял телефон.

– Мамка звонила уже три раза, – говорил он, – надо быстрее перезвонить, выяснить, что там… – он, очевидно, тоже узнал Люджину и Игоря, потому что, осекшись, поздоровался, с острым любопытством глядя на нее. Ему гулко вторил второй парень.

– Это ведь и есть тот самый Матвей Ситников? – тихо поинтересовалась Дробжек, когда ребята скрылись за дверью.

– Совершенно верно, – подтвердил Игорь Иванович, ступая на лестницу вниз и протягивая руку. – Осторожней, капитан. Держитесь.

Она не стала отказываться от помощи.

Бункер оказался огромным: длинный коридор с выставленными дежурными, за стеклом справа – пункт управления и наблюдения со столами, телефонами, аппаратурой, эмагкинами, кабинетами, – сейчас там работали с десяток человек. Дальше по коридору слева – оружейная и склады, общие спальни, большая столовая, удобства, за поворотом – камеры, центр наблюдения, небольшой госпиталь и часовня. Несколько запасных выходов, спуск на минус второй уровень ниже в холм. Что там, Люджина даже не стала спрашивать. Похоже, сюда можно было бы переселить все Управление, и еще осталось бы место.

– Я хотел бы быть уверен, что темный не опасен для капитана Дробжек, – пока она осматривалась на ходу, Стрелковский общался со служителем. – Он все еще на блокирующих травах?

– Да, причем просит их сам, – подтвердил отец Олег. – Очень тревожится из-за вероятности сорваться, хотя здесь, рядом с часовней, это невозможно. Что касается физического нападения, то перед допросами его обычно фиксируют наручниками. Однако подробнее о мерах безопасности вам может рассказать командир гвардейцев.

– В этом нет нужды, – проговорила Люджина. – Если его темные способности блокированы, то кинуть на него стазис я всегда успею. Но я не думаю, что это понадобится.

– Вы уже знаете, как будете с ним говорить? – поинтересовался Игорь.

– С идеалистом, жаждущим спасти мир, и пусть неохотно, но готовым использовать любые способы? – отозвалась Люджина. – Да вы и сами знаете, Игорь Иванович. Вы только скажите мне, что для Управления приоритетнее. Полковник Тандаджи поставил две задачи – вывести Макроута на помощь Алине Рудлог и добыть всю возможную информацию о заговорщиках. Я бы сейчас упирала на первую задачу.

– Я тоже, капитан.

– Тем более что из записей допросов понятно, что с ним общались как с сообщником террористов, пытались разговорить и о возможной помощи не заговаривали.

– Что логично, – отметил Стрелковский с удовольствием: так ему нравился ее рабочий настрой. – Вы разве не знаете, что давать оппоненту понимание его исключительности и важности – это вручить ему ключ к манипуляциям и шантажу?

– Конечно, знаю, – отозвалась Дробжек ему в тон. – Но я рискну.

25 апреля, Люджина

Люджина, прежде чем направиться к арестанту, пообщалась с подполковником Пеговым, поглядывая на экраны в центре наблюдения – как Макроута пристегивают наручниками к креслу, повторяют короткий инструктаж о запрете резких движений, крика, нападения. Темный подчинялся с безразличием, опустив голову и словно не слушая. Дробжек еще раз быстро пробежала глазами стенограммы допросов, которые состояли из одних вопросов и примечаний о реакциях молчащего темного. Игорь, вопреки своим словам, уходить не торопился – о чем-то тихо переговаривался с Пеговым и тоже косился то на экраны, то на Люджину. Отец Олег в центр и не заходил – сразу направился к часовне.

Прошло минут двадцать. Темный почти не шевелился – но пауза для нервозности была выдержана достаточно, и Люджина направилась к выходу. Но перед этим она попросила у Пегова ключи от наручников.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – проговорил он ей вслед.

В небольшой камере, в которой помещалась только койка и стол с двумя креслами, стоял запах еды: видимо, у заключенного недавно был обед. В углу за ширмой, которая не скрывала арестанта от камер наблюдения, был оборудован закуток с туалетом, рукомойником и душем. Шумела система вентиляции, но все равно воздух казался сыроватым. Макроут на мгновение поднял голову, увидел женщину – и попытался встать, как и полагается аристократу. Не вышло. Он зацепился взглядом за живот Люджины, недоуменно и с любопытством хлопнул глазами – и тут же снова поник, отстранившись и закрывшись.