Равнина уже купалась в лучах солнца, обещавших жаркий день. Дорожная карта подсказала ему, что до Бастони девяносто четыре мили, и он добавил еще пяток на поиски уединенного местечка в лесах и холмах к югу от городка. Подсчитал, что до полудня без труда одолеет сотню миль, и вдавил в пол педаль газа.

Прежде чем солнце достигло зенита, Шакал проехал Намюр и Марш, приближаясь к Бастони. В маленьком городке, превращенном в руины в 1944 году пушками «королевских тигров»,[17]он свернул на юг. Леса становились гуще, дорога петляла в тени высоких буков и вязов, и все реже полосы солнечного света падали на асфальт.

В пяти милях от города Шакал нашел узкий проселок, ведущий в лес. Еще через милю от него отходил второй. Шакал свернул на него, проехал с десяток ярдов и остановил машину в густом подлеске. Выкурил сигарету, прислушиваясь к бульканью воды в остывающем двигателе, шуму ветра в вершинах деревьев, далекому воркованию голубя.

Не спеша вылез из кабины, открыл багажник, вытащил рюкзак. Снял безукоризненно сшитый серый костюм и положил на заднее сиденье. Надел брюки из плотной хлопчатобумажной ткани. Поменял рубашку и галстук на клетчатую ковбойку, дорогие туфли — на башмаки с толстой подошвой и длинные шерстяные носки, в которые заправил брючины.

Один за другим он развернул компоненты ружья и собрал его. Глушитель и оптический прицел положил в карманы брюк. Двадцать патронов из коробки высыпал в левый нагрудный карман рубашки, единственную разрывную пулю, завернутую в бумагу, осторожно опустил в правый.

Оставив собранное ружье на капоте, вновь вернулся к багажнику и достал дыню, купленную прошлым вечером на брюссельском рынке. Закрыл багажник, положил дыню в рюкзак, где остались лишь тюбики с краской, кисточки да охотничий нож, запер машину и ушел в лес. Часы показывали начало первого.

Через десять минут он нашел длинную узкую поляну. Положив ружье под деревом, он отсчитал сто пятьдесят шагов, затем нашел другое дерево, от которого мог видеть место, где осталось ружье. Выложив содержимое рюкзака на землю, он снял колпачки с обоих тюбиков и начал раскрашивать продолговатую дыню. Верхняя и нижняя части из зеленых стали коричневыми, кольцевая поверхность между ними — розовой. На еще влажной краске указательным пальцем он начертил пару глаз, нос, усы и рот.

Вонзив нож в вершину дыни, чтобы не смазать краску пальцами, Шакал опустил ее в сумку-авоську. Благодаря редкому плетению из тонкой нитки она ни в коей мере не закрывала ни контура дыни, ни нанесенного на ней рисунка.

Затем он глубоко вогнал нож в дерево на высоте семи футов от земли и повесил авоську на рукоять ножа. На фоне зеленого ствола розово-коричневая дыня напоминала парящую в воздухе человеческую голову. Отступив на пару шагов, Шакал придирчиво оглядел результат своих трудов и остался доволен увиденным.

Он навернул колпачки на тюбики с краской и зашвырнул их в лес. Кисточки втоптал в землю. Подхватил рюкзак и направился к ружью.

Установил глушитель и телескопический прицел. Оттянул затвор и вложил в казенник первый патрон. Повернулся к висящей в дальнем конце поляны дыне и прильнул к окуляру. И удивился, какая она большая и четкая. Казалось, он смотрит на голову человека с расстояния не более тридцати ярдов. Он различал нити авоськи, а также нанесенные пальцем разводы, имитирующие основные черты лица.

Шакал чуть изменил стойку, опершись спиной о дерево для большей устойчивости, и вновь прицелился. Две перпендикулярные волосинки перекрещивались не в самом центре, поэтому правой рукой он начал вращать юстировочные винты до тех пор, пока они не разделили поле окуляра на четыре равных сегмента. Лишь после этого, поймав в перекрестье середину дыни, он нажал на спусковой крючок.

Отдача оказалась слабее, чем он ожидал, а благодаря глушителю хлопок выстрела едва ли донесется до другой стороны тихой улочки. С ружьем в руке он пересек поляну и осмотрел дыню. В правой верхней части пуля содрала кожицу плода, задела веревку и впилась в ствол. Он вернулся на прежнее место и выстрелил вновь, не меняя положения перекрестья прицела.

Итог оказался тем же, но пуля прошла на полдюйма ниже. Шакал выстрелил четырежды, не касаясь юстировочных винтов, пока не убедился, что целится верно, но прицел смещен вверх и чуть вправо. Затем он повернул винты.

Следующая пуля попала в нижнюю левую половину. Он пересек поляну и внимательно оглядел дырку, аккурат в левом уголке нарисованного им рта. Еще три раза он стрелял с тем же положением перекрестья, и все пули легли в ту же зону. Тогда он чуть отвернул винты в обратном направлении.

Девятый выстрел пришелся в лоб, куда он и метил. Снова Шакал подошел к дыне, но на этот раз достал из кармана мел и обвел зоны попадания пуль, в верхней правой части, у левого уголка рта и в центре лба.

Затем он поразил каждый глаз, переносицу, верхнюю губу и подбородок. Повернув дыню «в профиль», последние шесть пуль он послал в висок, ухо, шею, щеку, челюсть и затылок, и лишь одна из них на самую малость отклонилась от цели.

Закончив пристрелку и отметив положение юстировочных винтов, Шакал достал из кармана тюбик быстросхватывающего клея и выдавил вязкую жидкость на головки винтов, бакелитовую наружную поверхность прицела. За полчаса, пока он выкурил две сигареты, клей затвердел, и теперь положение перекрестья обеспечивало точность стрельбы с расстояния 130 метров.

Из другого нагрудного кармана Шакал достал разрывную пулю, снял обертку и вставил ее в казенник. Тщательно прицелился в центр дыни и выстрелил.

Едва голубоватый дымок слетел с торца глушителя, Шакал прислонил ружье к дереву и направился к висящей на рукояти ножа сумке-авоське. Двадцать первых пуль проделали в дыне разве что дырочки. Последняя разнесла ее вдребезги. Косточки и сок выплеснулись на ствол, куски, выдавленные сквозь ячеи, разбросало по траве. Ошметки скопились в нижней части авоськи.

Шакал снял авоську с рукояти ножа и закинул в кусты. Выдернул нож из дерева и убрал в чехол. В который уж раз пересек поляну, подхватил ружье и зашагал к машине.

Разобрал ружье, аккуратно завернул каждый компонент в губчатую резину, перевязал и уложил в рюкзак. За ружьем последовали башмаки, носки, ковбойка и брюки. Он вновь, облачился в городской наряд. Положил рюкзак в багажник, закрыл его и принялся за ленч.

Закусив, Шакал выехал на шоссе и повернул налево, к Бастони, Маршу, Намюру и Брюсселю. Приехав в отель чуть позже шести, он отнес рюкзак в свой номер, затем спустился вниз, рассчитался за взятую напрокат машину. Прежде чем принять душ перед обедом, он целый час чистил ружье и смазывал движущиеся части, а затем разложил все компоненты по соответствующим отделениям футляра и убрал его в шкаф, заперев дверцу на ключ. Ночью он выбросил рюкзак, моток шпагата и губчатую резину в мусорный ящик, а двадцать одну использованную гильзу — в канал.

* * *