Время шло, Сара начала нервничать. И хотя она пресмыкалась все больше и больше, вела себя как последняя шлюха, ничего не происходило. Приближался срок. Против ее собственных ожиданий, она не испытывала отвращения. Ей было ни холодно ни жарко, когда она отдавалась этим типам. Она настолько хотела добиться заветной цели, что едва отдавала себе отчет в происходящем. И это немного ее пугало. Она открыла для себя, что легко могла бы стать проституткой. Может, Рекс добивался именно того, чтобы она пришла к этой мысли? Сара не была идиоткой, она догадывалась, что он пытается усложнить задачу, отправляя ей самых уродливых клиентов.

Да, время шло. Она стала настолько смелой, настолько агрессивной, что даже напугала некоторых посетителей – она отталкивала их, а они били и оскорбляли ее.

На десятый день Рекс с извиняющимся видом вошел к ней в красную спальню.

– Ты проиграла, – прошептал он. – Видишь, ты слишком некрасивая, они тебя не хотят. И это при том, что я отправлял тебе только легкую добычу. Неудовлетворенных, наркоманов. Я специально отбирал жертв для тебя, но тем не менее ты была настолько неумелой, что не смогла заставить их забыть о твоем уродстве. Ты не выполнила своих обязательств. Договор расторгнут.

Сара начала плакать. Ей было стыдно, но она не могла сдержать рыданий. Тогда Рекс приобнял ее за плечи. Он был очень нежен, его голос обволакивал.

– Ты пропащая, – объявил он, – и никогда не сможешь вести жизнь нормальной женщины. Раны обрекли тебя на одиночество или на быстрые совокупления на заднем сиденье автомобиля с партнером, перебравшим текилы. Никакой хирург не сможет избавить тебя от шрамов. В лучшем случае тебе придется выйти замуж за такое же чудовище, как ты сама. За какого-нибудь пострадавшего от пожара, который на все будет согласен. Неужели ты действительно этого хочешь? Или же за развратника, – продолжал он. – За кого-нибудь из этих мерзких типов, которые обожают раны, плохо зажившие шрамы. Такие есть, и я даже знаю некоторых. Извращенцы, которые будут умолять тебя, чтобы ты позволила им еще чуть-чуть надрезать тебя. У меня в записной книжке найдется парочка имен, хочешь, я расскажу им о тебе? Мы сможем установить цену за каждую рану, которую они нанесут тебе: например, сто долларов за сантиметр. Что скажешь? Я могу стать твоим агентом, добиться для тебя самых выгодных тарифов. Ты можешь стать звездой: женщина, которую режут живьем, девка, которая согласна стать инвалидом за чемодан хрустящих бумажек. Таких на рынке не много, так что тебе не придется слишком долго ждать, чтобы стать богатой. Я составлю тариф. Те увечья, что тебе нанесут без анестезии, будут самыми дорогими. Себе я прошу всего десять процентов, по-моему, разумная цена, нет?

Его голос убаюкивал, Сара уже готова была дать себя уговорить. Раз она ни на что не годна, почему бы не довести эту ужасную логическую цепочку до самого конца?

Почему бы не стать куклой, которую кромсают мужики, и не обогащаться с каждым новым шрамом? По крайней мере в таком случае уродство хотя бы принесет ей богатство!

Но нет, на это она не способна. Она не сможет наблюдать за тем, как ее тело становится все ужаснее. И потом, она слишком устала.

Рекс прижал ее к себе, тихонько укачивая.

– Тебе нужно отдохнуть, – шептал он. – Отдохнуть по-настоящему. Почему бы тебе не заснуть навсегда, ты ведь уже думала об этом, разве нет? Маленькое самоубийство, отлично организованное, ничего от этих штучек на скорую руку, когда идиоты кое-как режут себе вены, чтобы в конце концов очнуться в «скорой помощи», все такими же несчастными и к тому же с ампутированной из-за заражения крови рукой!

Сара позволила себя уговорить. Она так устала! Губы ее не слушались, она произнесла: «Хорошо, давайте». Она заключила с Фейнисом новый договор.

– Я позабочусь обо всем, – прошептал он. – Не надо бояться.

Потом… Потом она лежала в круглой ванне. В бассейне из черного мрамора. Рекс массировал ей голову, шею, плечи. Он управлялся с трапециевидными мышцами с ловкостью профессионала.

– Я вколол тебе обезболивающее в правую руку, – объяснил он тоном, каким другие мужчины объясняются в любви. – Так что ты сможешь вскрыть себе вены, не почувствовав боли. Еще я ввел тебе препарат, предотвращающий свертывание крови. Так что не бойся, что вены закроются, – вся кровь вытечет из тебя довольно быстро. Именно так я поступаю с большинством своих клиенток. Они всегда оставались довольны.

Рекс вложил бритву в правую руку Сары и заставил ее сжать пальцы на перламутровой рукоятке.

– Давай! – приказал он. – Давай!

Сара наугад полоснула по руке. Рекс прикрикнул на нее:

– Не поперек! Вдоль, как древние римляне.

Сара сосредоточилась и попыталась еще раз. Бритва выскользнула у нее из рук и упала на дно ванны.

– Ты ни на что не годишься! – взорвался Рекс. – Совсем ни на что. У меня создается впечатление, что передо мной твоя мать!

Последние слова вывели Сару из оцепенения.

– Моя мать? – пролепетала она. – Вы знали мою мать?

Но Рекс повернулся к ней спиной и растворился в темноте. Сара попыталась выпрямиться, неуклюже барахтаясь в бассейне, всеми силами стремясь оттуда выбраться. Из пореза на запястье хлестала кровь. Она ощутила приступ чудовищной слабости и, пошатываясь, двинулась вперед. Она не знала, где находится, – похоже, в пустыне, наверное, она вышла с виллы, даже не подозревая об этом. Она шла зигзагом, капли оставляли за ней кровавый след.

Неожиданно внизу, между дюнами, показались полуразвалившиеся домишки поселения геологов. Призрачный город, наполовину поглощенный песком. Заброшенный салун, развалившиеся главный магазин и церковь. Можно было подумать, что это декорации для туристов, созданные не слишком щепетильным оператором.

Все было темно, пусто и дышало такой безнадежностью, что никто бы не решился туда зайти. Никто, кроме Сары.

Из последних сил она толкнула двойную дверь салуна. Декорации из вестерна. Почерневший от дыма зал, где громоздились стулья и столы, через разбитые окна дул ветер, за много лет нанесший сюда килограммы песка, которые в конце концов засыпали барную стойку. Сара упала на колени.

– Поднимайся, – приказала ей женщина, сидевшая в дальнем углу. – Хватит хныкать. Меня бесит, когда ты корчишь из себя маленькую девочку.

Саре поднялась. Она узнала голос своей матери. И действительно, Лиззи Кац, закинув ногу на ногу, сидела на неустойчивом стуле. Она была в белом костюме, перчатках и шляпке – самом элегантном наряде, который доставала из шкафа, когда предстояла встреча с продюсером.

– Ты снова поранилась, – поморщилась она, увидев порезанное запястье дочери. – Какая же ты неловкая!

– Это не я, – оправдывалась Сара. – Это он, Рекс. Он заставил меня…

Лиззи Кац нахмурилась – Саре показалось, что мать рассердилась, – и наклонилась к дочери. Она была очень красива, не состарилась ни на день с момента убийства.