В феврале 1938 года Джо отбыл в Англию в качестве первого посла-католика при Сент-Джеймсском дворе. Благодаря назначению имя Кеннеди действительно оказалось в светском реестре, что имело важные последствия не только для него самого, но и для трех старших его детей – Джо-младшего, Джона и Кэтлин.

У Джона Кеннеди интерес к мировой политике возник годом раньше, когда он путешествовал с Лемом Биллингсом по Европе и в Нюрнберге был оплеван нацистами. В 1938-м, вернувшись в Европу вместе с семьей, Джек встречался со всеми ключевыми фигурами общественной и политической жизни Великобритании начиная с членов королевской семьи и заводил полезные знакомства с ровесниками-аристократами. «Джон был как раз в том возрасте, чтобы англичане отшлифовали его, – говорил Гор Видал. – Он стал одним из них. Мне всегда казалось, что Джон скорее похож на молодого либерального британского аристократа, чем на американца. Он куда лучше знал английскую историю, чем историю родной страны. Мы с ним обсуждали правительства Палмерстона и Гладстона и проч. В какой-то мере он очень “обританился”. Бобби был слишком молод, чтобы извлечь из этого пользу». В 1939 году Джон в качестве обозревателя европейской политической ситуации гостил в Варшаве у посла Биддла, сделав вывод, что поляки будут драться, а потом объездил Восточную Европу и Палестину. Накануне войны, собирая материал для гарвардской диссертации, посвященной политике умиротворения, Джон снова поехал в Европу вместе со своим другом Байроном Уайтом и 20 августа 1939 года прибыл в Берлин. 3 сентября 1939 года он присутствовал в палате общин, когда Чемберлен объявил войну Германии. Но если его отец крайне расстроился, что его надежды на умиротворение Гитлера рухнули, то Джона вдохновили слова Уинстона Черчилля, чьи книги он прочитал все до единой: «Эта война нужна, чтобы воздвигнуть, как непоколебимые скалы, права личности, чтобы восстановить и возродить самосознание человека».

Английская аристократия в последнюю декаду своей власти и влияния заворожила молодого Кеннеди. Он наслаждался духом истории больших поместий, историческим фоном дискуссий о литературе и политике на приемах по уик-эндам. Ему нравилось, что политические разногласия не мешали дружбе, нравилась атмосфера легкости и юмора, которая была под стать его собственному темпераменту, импонировало отношение английских аристократов к женщинам и сексу. В отличие от Америки, где женщин водрузили на пьедестал, где они вправду наслаждались властью, англичанки из высшего света были роскошными объектами, способными соблазнять и развлекать. В свою очередь английский высший свет с готовностью принял Джона и Кэтлин. Во время войны Кэтлин вернулась в Англию, где вышла замуж за наследника герцога Девонширского и стала маркизой Хартингтон. После гибели мужа в 1944-м Кэтлин прожила остаток своей недолгой жизни в Англии – в 1948 году она погибла в авиакатастрофе вместе со своим любовником Эрлом Фицуильямом.

Посольская служба Джо Кеннеди началась чудесно. Для Роуз это время, пожалуй, было самым счастливым в жизни. Перед Кеннеди внезапно распахнулись все двери, их приглашали везде и всюду, и как-то раз чета даже провела выходные в Виндзорском замке с королем Георгом VI и королевой Елизаветой. Правда, через год с небольшим в Европе грянула война, и активная политика умиротворения Гитлера сделала Джозефа Кеннеди крайне непопулярным. Он выставил себя трусом, когда еще до начала блицкрига, опасаясь ночных бомбежек, снял дом за пределами Лондона и попросту сбежал, оставив работников посольства один на один с опасностью. Этот поступок лишь подтвердил, что он не храброго десятка.

В октябре 1940 года в преддверии президентских выборов он фактически шантажировал Рузвельта, требуя отзыва в США, а по возвращении дал настолько неосторожное интервью, что оно поставило крест на его надеждах сделать политическую карьеру. В частности, он заявил, что английская демократия кончилась и королева первой заключит мир с Гитлером. Даже после того как Америка в декабре 1941-го вступила в войну, Джо продолжал высказывать изоляционистские взгляды, чем фактически сделал себя в обществе парией и одним из самых непопулярных людей в Америке. К 1942 году, когда Рузвельт, с которым он рассорился, стал его избегать, а простые американцы прямо-таки возненавидели, Джозеф Кеннеди понял, что надеждам на будущее в политике сбыться не суждено. Весной 1942 года Фрэнк Уолдроп встретился с ним за ланчем в Палм-Биче и отметил, что бывший посол «эмоционально подавлен». Теперь Джозеф сосредоточил все свои надежды, амбиции, энергию и финансовые возможности на детях, особенно на старших сыновьях. Как писал биограф Джона Кеннеди, «в сложившейся ситуации только сыновья могли восстановить честь семьи». После гибели Джо Кеннеди-младшего эта ответственность легла на плечи Джека.

Во время войны, когда служил на Соломоновых островах командиром торпедного катера, Джек часто рассказывал сослуживцам о своем отце. Один из них вспоминал: «Джек здорово стыдился, что отец не пошел в армию в годы Первой мировой». Именно поэтому Джо и Джек рисковали жизнью, Джо погиб, а Джек чуть было не погиб, оба искупали героизмом трусость отца. Начав политическую карьеру и преуспев, Джек несколько загладил унижение, которому подверг отца Рузвельт. Не забылась и обида, какую испытал отец, когда его не приняли в клуб выпускников Гарварда, да и сам Джек едва не попал в подобную ситуацию.

Но Джек обладал одним важным качеством, которое явно отсутствовало у отца, – редкостным умением заводить друзей и, что, пожалуй, еще более замечательно, сохранять дружбу на долгие годы. В Гарварде, как и повсюду, среди его друзей были представители разных социальных кругов и конфессий: католики и англиканцы, неотесанные ирландцы-футболисты вроде Торби Макдоналда и стопроцентные американцы из высшего общества. С помощью друзей Джек стал членом престижного клуба выпускников, где, по всей видимости, преобладали либеральные ньюйоркцы, а не бостонцы. Эбен Пайн, высокий, красивый, богатый, по манерам и воспитанию типичный отпрыск протестантской элиты, подружился с Джеком, когда тот очень недолго учился в Принстоне, но с его переходом в Гарвард дружба не прервалась. Порой Эбен спрашивал у матери, нельзя ли привезти Джека на уик-энд к ним домой, и мать отвечала, что католический уик-энд вполне допустим. Пайн, которого Джек звал Злюкой Эбеном, вспоминал, как они пошли на танцы в местный закрытый клуб, где он наблюдал насмешливую реакцию приятеля на предвзятость к ирландцам. Джон оттеснил некоего отпрыска аристократии Восточного побережья и увел у него из-под носа Шарлотту Макдоннел, принадлежавшую к знаменитому католическому семейству Макдоннел и дружившую с Кэтлин Кеннеди. Незадачливый ухажер, одетый в клубный блейзер, не в пример Джеку, который пришел в обычном смокинге, ответил грубостью, обозвав Джека «ирландской деревенщиной». Когда они вышли на улицу, оказалось, что навалило уйму снега и машина обидчика застряла, запертая громадным лимузином Джека. Пайн вспоминал, что «Кеннеди немного опустил стекло и спросил: “У вас проблема?” Тот кивнул на свою машину. Тогда Джек врубил движок и так резко подал назад, что автомобильчик противника аж подбросило в воздух. Парень побагровел от ярости. Джек снова спросил: “Ну что, есть проблема?” А тот гаркнул: “Ах ты, деревенщина ирландская!”»

Джон обладал харизмой, чувством юмора и умом, чтобы сломать ирландский стереотип и воссоздать клан Кеннеди. В конце концов, он первый ирландский католик, пробившийся в Бостоне и Гарварде, однако сильное воздействие на его карьеру оказал собственный опыт и опыт его отца. Горячий поклонник и друг Кеннеди, блестящий политический обозреватель Джозеф Олсоп вспоминал: «Первый этап его политической карьеры, проходивший среди неприятия ирландцев в старом Бостоне… действительно сыграл роль в формировании его подхода к политике. Думаю, он стремился показать себя человеком, в корне отличным от устаревшего представления бостонцев о политиках-ирландцах… Помнится, когда я состоял в наблюдательном совете Гарварда, Кеннеди тоже претендовал на членство в нем, но в первый раз (вскоре после его избрания в сенат) избран не был. Он очень расстроился из-за поражения и воспринял его (по-моему, не без оснований) как очередное проявление Акта о недопущении ирландцев, который в Гарварде утвердили еще в XIX веке… И очень обрадовался, когда через год его все-таки избрали в наблюдательный совет, причем преобладающим большинством голосов. Думаю, он искренне желал… поднять престиж Кеннеди в Массачусетсе, и это желание действительно повлияло на его политическую карьеру».