— Немцы, что возьмешь, — презрительно хмыкнул боярин Батов. — Завсегда трусоваты были.

А внимательно слушавший рассказ Зализа нервно сгреб свою бороду в кулак и сильно подергал, хотя вслух ничего не сказал.

— В общем, мы как в тему въехали, — продолжил Кузнецов, — сразу стали и стрелки забивать, и границы раздвигать помалеху. В конце концов, раз попали в такую струю, так чего не оторваться? Мы ведь в рыцари с самого начала шли, чтобы мечом помахать, кровь разогреть. Короче, слабаки они тут все. Драться всерьез никто не хочет, вызовов не принимают, сразу извиняются, деньгами откупаются. В общем, соседей мы на место поставили, часть крестьян ихних себе увели, девок мужикам набрали. Не аскетов же им теперь остаток жизни изображать? Нижний зал легкими загородками на комнаты разбили, по паре на каждого. А то раньше тут только фогтий отдельную комнату имел, остальные вповалку спали. А теперь все чин-чинарем. Нормальное рыцарское семейное общежитие получилось. Только фогтий с дамой сердца отдельно в башне ночуют.

— А кто фогтий? — не сразу сообразил Росин.

— Как кто? — снова расхохотался Витя и по всему было видно, что новой жизнью он несказанно доволен. — Я!

Он размахнулся и от всей души грохнул кулаком по столу:

— Я, Виктор Кузнецов, ливонский рыцарь, по праву питерского происхождения и крепкого меча есть единственный фогтий Сопиместкой провинции! На том стояла, и стоять будет русская земля.

Когда Флор увидел россох перед сожженным мостом, он понял все. Про рыцарей Сопиместкой фогтии уже почти год ходили самые дурные слухи. Сказывали, что у воинственных служителей Господа окончательно помутился разум, и они начали рубиться с соседями с неуместным безумием, на битвы идут со смехом, законов более не блюдут, изгнали от себя как честных католических служителей, так и лютеранских еретиков, целибата не соблюдают, но и с женами не венчаются.

Если в набег на замок епископа пришли именно они, то становилось понятно и кощунственное разграбление служителя церкви, и то, что уходили они не в сторону Руси, а на запад, и кровавое бешенство, с которым они то дрались за бревна на болотной тропке, то вдруг бросали все и уходили прочь.

И все-таки командир дерптских сотен не стал поворачивать в дурные земли сразу, а остановил войско на отдых, отправив за реку только малый разъезд.

Всадники вернулись к вечеру, сообщив, что никаких следов русских разбойников на дороге не обнаружили, а потому на рассвете Флор первым повернул коня на узкую ухоженную дорогу.

Вскоре по сторонам от скачущих рысью воинов потянулись к небу темные дымы.

— Предупреждают… — недовольно пробормотал епископский телохранитель, пришпоривая жеребца.

От тракта до замка сопиместкого фогтия было всего шесть миль. Если поторопиться, то даже предупрежденные об опасности хозяева не успеют толком подготовиться к отражению нападения.

Однажды в Королевстве Польском Флору довелось подойти к шляхтскому замку в тот момент, когда хозяева были на охоте. И вернулись они прямо в объятия обложивших укрепление ландскнехтов. Хотя… Если епископа грабили именно сопиместкие рыцари — к осаде они наверняка подготовились заранее.

Начальник стражи еще наддал коню хлыстом, отрываясь далеко вперед от своего отряда и, проскакав мимо густого яблоневого сада оказался ввиду замка.

Резиденция местного фогтия немногим уступала по размерам замку дерптского епископа. Сложенная из темно-красного кирпича, она прикрывалась единой двускатной крышей из покрытой мхом черепицы. Фасад, смотрящий в открытое поле, украшала круглая башня со множеством бойниц, с каменными зубцами и пустым флагштоком наверху. Как и в доме епископа, над узкими бойницами на высоте полутора человеческих ростов шел ряд широких и высоких окон, забранных толстыми стальными прутьями.

— Эй, вы, в замке! — прогарцевал он в паре сотен шагов перед запертыми воротами. — Если вы немедленно вернете господину епископу его скакунов, певунью и прочее добро, взятое в его замке, и заплатите тысячу талеров отступного, то господин епископ смилостивится и простит ваш набег!

— Да пошел ты в задницу! — крикнули из бойницы. — Повесь своего епископа себе на яйца, и крась на пасху! Вали, пока цел!

Флор, не дожидаясь, пока кто-нибудь начнет стрелять, повернул коня и отъехал на пару сотен шагов, спешился. Он не очень надеялся на согласие сумасшедших рыцарей вернуть добычу, но изложить условия мира следовало обязательно. После начала осады фогтий наверняка призадумается, что выйдет ему дороже — упрямо держаться за награбленное, или лишиться своих деревень, которые будут разорены ищущими поживы кнехтами, потерять замок и многих из своих воинов. Наверняка уже через неделю он захочет поторговаться и снизить сумму отступного, а если осада пойдет удачно — то согласится и на отступное.

Начальник епископской стражи не знал, как подступаться к лежащим на дороге и ощетинившимся мушкетными стволами деревьям — но уж замки ему приходилось обкладывать не один раз.

— Латоша, Кирилл, — начал он быстро и четко отдавать распоряжения подошедшим воинам. — Возьмите полусотню, ступайте в деревню, что на том конце поля. Разбейте там сараи, дома разберите и несите бревна сюда, будем осадную сену ставить и флешь к воротам вести. Алексей, возьми два десятка дерптских латников, ступай в лес и свалите хорошее дерево для тарана. Притащите сюда, обтешите его на виду, пусть фогтий знает, что мы не шутим. Эрнст, вы с рыцарями и их кнехтами обойдите замок и станьте дозором с той стороны, дабы тайными ходами местные крестоносцы пользоваться не могли и вестников каких не послали.

Усталых лошадей наконец-то расседлали и пустили пастись в сад. Как ни хотелось Флору потравить местные поля, но на них еще не появилось ни ростка, и коняги не испытывали желания бродить по пустой пашне. Латники бродили между снятых вьюков, разминая затекшие ноги, кое-кто уже начал развязывать походные сумки. Среди прочих сидел на поставленном на землю седле дерптский епископ, сверля замок ненавидящим взглядом. Начальник стражи подумал было подойти к нему, доложиться о начале осады, но ноги как-то не понесли. Отказались приближаться к правителю приозерных земель, и все! Словно волны исходящей от ограбленного священника ярости хлестали, минуя сознание, прямо по обутым в толстые юфтовые сапоги конечностям, наполняя их страхом.

— Неудачный поход, — тихо пробормотал себе под нос телохранитель. — Половину людей и коней уже побило, три десятка насмерть убило. Как проклятие какое-то над нами. И еще эти мушкетоны…

Ему уже приходилось мчаться в атаки на польские ручницы и они не произвели на ливонца особого впечатления: стреляют шумно, но близко, доспеха не пробивают. Лук страшнее — стрела с граненым наконечником с двухсот шагов насквозь прошить может, да и стреляет лучник не в пример быстрей и сноровистей.

И огненно-свинцовые смерчи на узких лесных тропинках оказались для него настоящим шоком — после них среди пошедших в атаку воинов не оставалось почти ни одного целого. И хотя доспехи от смертельных ранений спасали, счет раненым каждый раз шел на десятки.