– Где она? Где Венди? Какого чёрта мне докладывают, что она уехала?! Уехала в город, вместо того, чтобы быть в постели? Куда вы её увезли? Где она? – Кричит в моё лицо. А я даже слова вымолвить не могу, смотрю в его чёрные глаза, и меня начинает трясти от ярости, которой пропитан этот человек.

– Я вам неясно сказал, что запрещаю? – Продолжает он, снова встряхивая меня.

– Она дома… дома… Айзек… дома… – шепчу я трясущимися губами.

– Кто дома? Вы можете говорить чётко? Где Венди? – Его лицо так близко к моему, что ещё немного и нос дотронется до его. С этим мужчиной я познаю все аспекты страха, и сейчас он парализует. Его глаза лишают возможности двигаться.

– Венди. Она должна быть дома… Айзек… он шофёр, отвёз её домой, – шепчу, сжимая губы, только бы не увидел, насколько мне сейчас сложно не рухнуть в обморок от переизбытка чувств, эмоций и встречи с этим человеком.

– Куда домой? В чей дом её отвезли? Вы хотите за неё награду? Поэтому так втёрлись в доверие к Роджеру…

– Нет, что вы говорите?! Нет, – мотаю головой. – Она у вас дома. Я не… да у меня никогда мыслей таких не возникало.

– В замке? – Уже спокойнее уточняет лорд Марлоу, немного ослабляя хватку, но продолжая также крепко удерживать меня.

– Да. В замке. Я отправила её с Айзеком минут двадцать назад, а может быть, и больше, – на одном дыхании отвечаю я.

– Чёрт, – закрывает на секунду глаза, и в следующий момент распахивает их, чтобы я утонула в огне из неконтролируемой ярости, живущей в черноте его зрачков.

– Вы не могли бы отпустить меня… вы… вы…

– Что я? То вы кричите на меня, но сейчас не можете связать два слова?! – Перебивает меня слишком громко. Вздрагиваю, вжимая в себя плечи.

– Вы меня пугаете, очень пугаете сейчас… всегда, – моё тихое признание и через секунду его руки исчезают. Ноги дрожат, и делаю шаг назад, прижимаясь к забору, одного из домов.

– Когда я узнал, что моя племянница уехала с вами, то готов был вас убить. Это запрещено. Запрещено выезжать в город. Запрещено заниматься глупостями, что несвойственны юным леди. Запрещено без моего ведома забирать ребёнка. Делать шаг без моего ведома – запрещено, – отчитывает меня, расхаживая туда-сюда.

Шум в голове от быстрого дыхания и нехватки кислорода от страха, понемногу отпускает. Но до сих пор не могу ясно мыслить, слишком устала.

– Почему? – Останавливается от моего вопроса.

– Что почему?

– Почему запрещено? Здесь ей никто не причинил зла, она была счастлива. Она каталась на каруселях, улыбалась, и я бы ни за что не дала её в обиду. Так почему же вы запрещаете ей быть ребёнком? – Поднимаю немного голову, замечая удивление на его лице от моей наглости.

– Потому что я вас не знаю. Кто вы и откуда. Этот ребёнок стоит намного выше по социальной лестнице, чем все тут вместе взятые. И её могли похитить. Я несу за неё ответственность, мисс Эллингтон. А вот вам это слово неизвестно. Вы легкомысленны и не знаете, что нужно детям в её возрасте и при её положении, – надменно подняв подбородок и вновь сложив руки за спиной, грубо произносит он.

– Моё имя вы знаете, я живу тут с рождения. Здесь проживает вся моя семья, и это было бы глупо мне похищать ребёнка, ставя под удар всех своих любимых людей. Тем более я не отпускала её руку и следила за ней, не в первый раз остаюсь с детьми. Я знаю, что такое иметь детство, счастливое детство. И пусть это для вас легкомыслие, но для меня это желание увидеть в этой девочке настоящую радость. Ни вы, ни ваше окружение этого ей не подарили, и вряд ли подарите. Ей семь лет, а она знает, что такое «мигрень» и «отбросить коньки». Она копирует вашу невесту, запрещающую ей называть её мамой. Она видит только цинизм и власть денег, больше ничего. Да, знаю, уволена, но я была готова сделать всё, чтобы не дать пропасть волшебству из её жизни, – уязвлено отвечаю я, обиженная тем, что он так твердолоб и не видит ничего, кроме социальной лестницы.

Видимо, сейчас я наступила на больную мозоль, потому что его лицо приобрело оскал, да такой, что будет сниться мне в кошмарах. От опасности, что веет от него, разворачиваюсь и чуть ли не бегу вперёд по тротуару. Конечно, я слышала о том, что мы имеем средний достаток, даже ниже его. Но дети, они должны быть детьми хотя бы в Рождество.

– Чёрт, Энджел, не надо. Пусть мёрзнет. Сам виноват. Если бы немного был приятнее и разговаривал вежливее, то был бы дома, а не у машины. И идти до замка прилично, – вздыхаю останавливаясь. Поднимаю голову к небу, на лицо падают снежинки, обещая этой ночью превратиться в буран. Злость и обиду, которую он заставил меня испытать, исчезли. Кривлюсь и разворачиваюсь, глубже натягивая шапку. Ветер усиливается, даже не заметила, как близко я подошла к дому, и как далеко оставила его там. Вряд ли он знает, куда идти, как я. Да, лорд Марлоу очень холодный человек, но негоже даже ему замёрзнуть здесь насмерть от своей гордыни. Хотя куда ещё сильнее морозить его сердце? Оно и так кусок льда.

Сквозь снег вижу его, сидящего на капоте, сложившего руки на груди и смотрящего на дорогу. Вот так, даже дорогая машина не спасёт, там ещё холоднее. Вздыхаю и вот не могу бросить человека в беде. Не могу, даже если он вот такой, как лорд Марлоу. Постоянно указывающий мне на финансовое положение, обозлённый, холодный и мраморный. Каким бы он ни был, он человек и сейчас попал в трудности, из которых ему самому никак не выбраться.

– Если вы забудете хотя бы на ближайшие полчаса о наших с вами различиях в социальной лестнице, то я бы предложила вам дождаться у нас дома Айзека. Он бы смог вас отвезти обратно, и у вас была бы возможность согреться, – набравшись смелости, произношу я.

Вскидывает голову, а с его волос падает снег, даже не растаяв, прямо на удивлённое лицо. Жаль становится его, хотя вряд ли замёрзнет, если даже снежинки не обращаются в воду на его коже. Но всё жаль бросать его здесь, полностью обсыпанного снегом в одном тонком пальто, которое, уверена, стоит кучу денег.

– Почему вы вернулись? – Интересуется он, поднимаясь с капота.

– Потому что в моём мире люди помогают друг другу. Ваша машина заглохла, до замка вы вряд ли сами найдёте дорогу, как и город вы не знаете. У вас здесь нет друзей, знакомых, да и сейчас все магазины, как и общественные пункты закрыты, поэтому вам только остаётся сидеть тут, пока не заметят ваше отсутствие. А так как вы не особо-то и приветливы, не любите общество и попадаться на глаза другим людям, то это произойдёт нескоро. Вы, вероятнее всего, заболеете, если продолжите принимать снежную ванну, а это испортит вам свадьбу, к которой вы так тщательно готовитесь, – спрятав руки в карманы, отвечаю я, стараясь не рассмеяться от юмора, видимо, понятного только мне. Не верит, вижу, по глазам. Настороженно смотрит на меня, а я отвожу взгляд. Хватит с меня этой борьбы за его человечность. Пора смириться, что нет в нём этого, и сил у меня нет больше, чтобы что-то искать. Даже шутки не помогли ему хотя бы немного приподнять уголки губ вверх.