– На соседку.

– На соседку? – протянул Сашка. – Значит, все серьезней, чем я думал.

– Кукушка какая-то.

– А тебе не все равно?

Антона прорвало:

– Меня это бесит! Наплодят детей, как кошки, а потом не знают, куда их девать.

– А муж?

– А черт его знает, – в сердцах признался Антон, – я вообще подозреваю, нет никакого мужа.

– Думаешь? – Сашка умело тянул из друга сведения.

– А может, никогда и не было никакого мужа. Шалава, одно слово.

– Ну, может, ей нужен настоящий мужик, жесткая рука, – подал идею Сашка, испытывая тайную радость за друга.

Антон пропадал на глазах у всех, и никто – никто – не в силах был ему помочь. Если он попался на крючок, а, судя по презрительному тону и яростным интонациям, так оно и есть, то какая разница, кто эта женщина. Главное, чтобы ей удалось вытащить Квасова из миазматического болота вины и воспоминаний о войне. Хуже, чем есть, быть все равно не может.

Словно угадав тайные мысли друга, Квасов изрек:

– Это не лечится. Это надо радикально, лоботомией, так что бросай свои инсинуации – ничего не выйдет.

– Ну, так устрой ей лоботомию! Ради детей.

Оба погрузились в болезненное молчание.

Это была еще одна запретная тема – дети. Воинственные стайки смуглых, голопузых и босоногих пацанов, которые расстреливали из водяных и пневматических пистолетов российские БМП и БТРы. Кем они выросли – дети войны?

– Мне бы со своей жизнью разобраться, – устало ответил Антон, – ты чего звонишь-то?

– Спросить, как ты?

– Нормально.

– Ты все-таки присмотри за этими девчонками. Вдруг не случайно ты с ними познакомился? Вдруг это перст Божий?

– Сань, отвали, и без тебя тошно.

– Вот! Вот поэтому и присмотри.

– Не понял? Это что-то вроде послушания?

– Вроде.

– Сам додумался или подсказал кто?

– Скажешь тоже, сам. Конечно, подсказали.

Это была святая правда.

Антон ушел бы в запой, узнай он, что друзья не прекращая вели поиск универсального антидепрессанта для Антона Квасова и что все эти Евгении, Сары и все другие девушки, как и несостоявшаяся Натали, появлялись в его жизни не случайно.

Симка была последней надеждой.

Этой охламонке еще в клубе «Рояль» дали позывной Плацебо. Когда страсти улеглись и когда Квасов, несмотря на кроткие взгляды и декольте Натали, повез пьяную соседку по месту прописки и не вернулся.

Мозг выносить не будет, в душу не полезет, будет лечить сексом, семейными ценностями (беготней по магазинам за школьной формой, портфелями и учебниками к первому сентября) и пирогами. Плодовита, глупа и сексуальна – идеальная женщина для Квасова, решили общим голосованием, точнее, с одним голосом против.

Этим голосом был Витька:

– Парни, вы в своем уме? Она же блондинка.

– Настоящие мужчины предпочитают блондинок, – тут же возразил Лешка.

Витька переждал взрыв эмоций и хмуро продолжил:

– Такая дура достанет кого хочешь. Энергии куча, а мозг неразвит. Дура с инициативой – самый убойный вариант. Врагу не пожелаешь. А их три штуки в доме, и наверняка все в маменьку. Будут Тохе в три струи мозги промывать. Вам друга не жалко?

Саня заступился за кандидатку:

– А тебе Тоху не жалко? И почему сразу дура? Не бином Ньютона, конечно, но такие адаптируются быстро. Живучесть высокая. И симпатишная. На Бриджит Фонду похожа.

– Вот себе и возьми такую, – упирался Витька.

– Младшей женой, – добавил Пашка.

– Представляю свою Любушку! – фыркнул Саня.

А Лешка Малышевский в припадке любви к другу трижды сплюнул и трижды постучал костяшками пальцев по голове:

– Предложу Тохе ключ от дачи. Пусть поживет, пока эта бестия не найдет себе кого-нибудь другого.

– Точно, старый конь борозды не испортит на твоей даче.

– Леш, ты просто мог по дружбе сказать, где был в субботу, – подколол друга Сашка, – мы ж тебя обыскались.

– На работе был! – слабо отбивался Лешка.

– Ты так это называешь?

– Смотри не загнись на этой работе, – подлил масла в огонь Витька.

Новый взрыв хохота сотряс заведение.

Сошлись на том, что Антона надо вытаскивать любой ценой. Симка и была этой самой «ценой».

И вот теперь Сашка убедился: братишки сделали правильный выбор. Все указывало на то, что Симку Антон за порог не выставит – детей пожалеет.

Валентину хоронили в начале декабря.

Шли дожди, снегом даже не пахло.

Под ветром, свистевшим над свежим холмиком, стояли две унылые фигурки: Сима в черном осеннем пальто с капюшоном и Наина под зонтом, с пакетами, надетыми на обувь, – народное средство спасение от жирного, липкого чернозема.

Ждали к похоронам Юлия, но он не смог вырваться, и все печальные хлопоты легли на плечи Валиной сестры, Наины.

После переезда Валентину очень угнетал тот факт, что она не может отпраздновать новоселье, и женщина развязала настоящую охоту за алкоголем и деньгами. Это был свободный выбор между жизнью и смертью, и он состоялся в пользу смерти.

К своему стыду, Симка не чувствовала себя осиротевшей – бесполое существо, которое привезла с собой Наина, не напоминало маму даже отдаленно. Только в гробу Валентина стала похожа на себя, улучшенную, но слез все равно не было: это подретушированное смертью лицо было совсем чужим.

Постояв несколько приличествующих минут, женщины двинулись через вязкое поле к аллее, вышли на асфальт, с облегчением стащили прорвавшиеся пакеты с ног и загрузились в такси, промокшие и замерзшие, с невыплаканными слезами.

Танечка сидела в очередном карантине из-за сильного кашля, поэтому в сиделки был выписан сосед с первого этажа – Антон Васильевич.

Теперь, сидя в такси, Сима старалась не думать, какой части гардероба она лишится и что ждет ее дома: потоп или местного значения разрушения.

Симка смотрела в окно, провожала глазами чужие дома со странным ощущением конца и начала. Как будто стояла на пороге чего-то. Шаг – и ты в другом отрезке времени, в том, которое после пробела. В книжках так отделяются главы друг от друга. После пробела может быть дождь, ветер и одиночество с привкусом прокисшего вина, а может светить солнце и за поворотом ждать улыбчивая судьба.

Телефон тетки разразился тягучими мяукающими звуками – дань уважения к корейской половине зятя.

Наина вскинулась: