Теперь его имя прозвучало так стон, мольба, страстное желание.

Он поднял ее на руки с такой легкостью, как будто ее вес для него ничего не значил, и поднялся по ступенькам лестницы на второй этаж. Толкнув плечом дверь, он понес ее в спальню и остановился около кровати. Фан медленно опустилась с его рук на ноги. Скользящее прикосновение ее тела отозвалось в нем восхитительной, сладостной пыткой.

Одежда скользнула на пол. Алекс сорвал покрывало и, вновь подняв Фан, уложил ее на кровать. Сам он опустился на колени рядом с кроватью и положил руки на ее живот, поглаживая еще не очень заметную выпуклость. Его прикосновения были нежными, благоговейными, и Фан почувствовала, что слезы щиплют ей глаза. Как ей могла прийти в голову мысль утаить от него существование их ребенка? Как она могла не понимать, что это жестоко?

Когда он поднял голову, чтобы взглянуть на нее, Фанни протянула к нему руки. Он лег рядом, продолжая держать одну руку у нее на животе.

— Боже, Фан, я все еще не могу поверить, что у нас будет ребенок!

— Я знаю. Это похоже на чудо, правда?

— Чудо вернуть тебя в мои объятия, — сказал он. — И иметь возможность вот так прикасаться к тебе… — Он наклонился и поцеловал ее ключицу. — Знать, что ты моя… — Фанни застонала, когда его ладонь коснулась ее груди. — И знать, что ты всегда будешь моей…

Его губы прильнули к ее губам. Руки Фанни обняли его плечи, ласкали его спину, когда он приподнимался над ней.

— Я люблю тебя, Фан, — прошептал Алекс. — Я люблю тебя.

У нее перехватило дыхание. Она хотела сказать, что тоже любит его, что всегда будет принадлежать ему, но слова утонули в поднимающейся волне наслаждения.

А может быть, слова и не были нужны?

— Как насчет того, что если будет девочка, назвать ее Джанис, а если мальчик, то Джарвис? — Алекс стоял, прислонившись к стойке, и наблюдал, как Фан раскатывает тесто для сладкого пирога. — Хорошо, если тебе не нравится Джанис и Джарвис, то как насчет Маделин для девочки и Оливера для мальчика?

— Не Оливер и не Маделин.

— Прекрасно. Давай послушаем твои драгоценные предложения, — бросил ей вызов Алекс.

Фан осторожно переложила раскатанный пласт теста на противень и сказала:

— Я предлагаю Сидни для мальчика и Синди для девочки.

— Ты отвергла мои предложения, а чем твои лучше?

Она шлепнула его по руке, когда он попытался схватить немного начинки для пирога.

— Не получится никакого пирога, если ты будешь таскать кусочки.

— Но я люблю этот пирог, а его делают только на Рождество. И, кроме того, — добавил он скулящим голосом, — я голоден.

Фан заметила, какое капризное выражение приняло его лицо, и рассмеялась.

— Смеешься надо мной, да? — Алекс сцепил руки вокруг ее талии и приподнял так, что их головы оказались на одном уровне. — Ты жестокая, бессердечная девчонка.

— А ты слишком стар для хныканья.

— Но, по крайней мере, у меня нет муки на лице.

— Где?

Она начала тереть лицо руками и, увидев веселые искорки в глазах Алекса, поняла, что измазала все — щеки, лоб, нос. Прежде чем он успел отклониться, Фан измазала и ему подбородок.

— Дитя!

— Злодей!

И они прижались друг к другу. Алекс нежно коснулся ее губ, их дыхание слилось. Если бы Фан не вспомнила о пироге, Алекс тут же бы отнес ее наверх в спальню. Но ему пришлось подождать, пока она поставила пирог в духовку…

Пирог, конечно же, подгорел и покрылся обуглившейся коркой. Алекс не стал сетовать, ибо Фанни заметила, что это полностью его вина.

— Придется подождать до следующего Рождества, когда я буду делать другой, — заметила она не без ехидства.

После обеда они разрезали пирог, и Алекс съел два больших куска, заявив, что это лучший пирог, который он когда-нибудь ел, хотя он и горелый.

Дождь на улице продолжал лить как из ведра. Алекс развел огонь в камине, и они устроились в гостиной. Сияла рождественская елка, потрескивали поленья. Алекс растянулся на диване, положив голову на колени Фанни. Она поглаживала пальцами его волосы, мечтательно уставившись на огонь. Ей еще было трудно поверить, что все изменилось в их отношениях. Четыре месяца назад она считала, что Алекс навсегда вычеркнут из ее жизни. В то время она и думать не могла ни о каком ребенке.

— Что ты почувствовала, когда узнала о своей беременности? — спросил Алекс, словно прочитав ее мысли.

— Я почувствовала счастье, страх, замешательство.

— Счастье? — удивился он. — Ты была счастлива носить моего ребенка? Даже тогда?

— Да.

Он повернул голову так, что его щека прижалась к ее животу.

— Ты хочешь мальчика или девочку?

— Все равно. Лишь бы ребенок был здоров.

— Мне тоже. Хотя должен признаться, что девочку, похожую на маму, мне хочется больше.

— Больше, чем маленького мальчика, похожего на отца?

— Может, у нас будет и мальчик, и девочка?

— Типун тебе на язык! — Фан дернула его за волосы. — Мне достаточно одного.

Алекс улыбнулся, не открывая глаз.

Фан смотрела на него и чувствовала, как любовь переполняет ее. Она не могла представить более чудесного момента: с нею рядом человек, которого она любит, и с ними их ребенок, растущий внутри нее. И еще уверенность, что ничто не разрушит этот момент.

— У мамы есть приятельница по гольфу — мировой судья, — неожиданно сказал Алекс. — Мама наверняка сможет ее уговорить поженить нас в четверг…

Внезапно Фан почувствовала, как чудесный момент рассыпается на мелкие кусочки.

— Что? — она приложила усилие, чтобы голос ее прозвучал ровно.

— Ты же понимаешь, она может сделать для нас исключение и поженить в четверг.

— Почему в четверг? — она чуть не поперхнулась.

— Сочельник. Наш старый юбилей, помнишь?

— Я помню. — Фан была не из тех, кто забывает день своей свадьбы. — А тебе не кажется, что это слишком скоро?

— Возможно, — согласился Алекс. — Но, по-моему, было бы чудесно провести Рождество уже как муж и жена.

У Фан было такое чувство, что кто-то схватил ее за горло, перекрывая доступ воздуха. Сегодня воскресенье. Остается четыре дня. Слишком мало. У нее совсем нет времени подумать, взвесить все «за» и «против».

Она ничего не сказала, но Алекс, должно быть, почувствовал ее смятение. Фан не знала, что он прочитал в ее глазах, но это «что-то» в корне изменило его настроение.

— Что с тобой? — спросил он резко и сел.