Египте достиг пределов терпимого «и застонали они от работы, и возопили, и вознесся этот вопль к Богу, И услышал Всесильный их стенания. И сказал: Пришла пора навести порядок!».

Превечный обратил свой взгляд на Моше, который пас скот у горы Синай, и увидел, как тот гонится за отбившимся от стада ягненком. Когда у бедного ягнёнка от усталости подкосились ноги, пастух сжалился над ним, взвалил себе на плечи. Бог сказал ангелам:

– Тот, кто проявляет такое милосердие к овцам, достоин пасти Мой народ. Спустимся к нему.

Однажды у подножья горы Синай Моше вдруг увидел пылающий, но не сгорающий куст терновника. Подойдя ближе, он услышал голос:

– Моше, Моше!

Ему показалось, будто имя его произносят языки пламени.

– Вот я! – ответил Моше заикаясь.

Языки огня зашевелились:

– Сними свою обувь, ибо место, на котором ты стоишь, святое. Я – Бог твоего отца и Авраама, Ицхака, Яакова, сошел на землю, чтобы вывести народ Мой из Египта и привести в страну прекрасную и просторную, землю, текущую молоком и медом. Ступай к фараону и выведи сынов Израиля из страны рабства.

– Но кто я, чтобы предстать пред фараоном? Да и небезопасно мне возвратиться в Египет.

– Я буду с тобой!

– А если они спросят, кто послал меня, что отвечу? Назовись.

– Я зовусь по Моим деяниям. Когда сужу мир, то Я – Бог, когда милую – Вс-вышний, когда караю – Господь, а сейчас зови Меня Яхве, ибо эти четыре буквы Моего имени означают, что Я буду с народом Израиля во все времена изгнания.

– Но эти упрямцы не поверят мне на слово, высмеют.

– Что ты держишь в руке?

– Посох, то бишь жезл.

– Брось его на землю.

Моше осторожно опустил жезл, который мгновенно превратился в змея.

Из неопалимой купины вновь раздался голос:

– Когда ты порочил Мой народ, называя его упрямым, то язык твой был злой, как у змеи. Подними посох.

Моше дрожащей рукой дотронулся до хвоста змея, тот превратился в жезл.

– Теперь положи руку за пазуху, – услышал он голос из куста.

Моше исполнил и этот приказ. А вынув руку, увидел, что она покрыта проказой как снегом. По велению языков пламени он вновь сунул руку за пазуху, и та стала плотью такой, как была.

Голос из купины произнес:

– Передай сынам Израиля, что так же как Я очистил твою руку, Я очищу их от скверны идолопоклонства. И покажи им Мои знамения.

– И все же я неподходящий посланец, – промямлил Моше, – ведь я не речист и тяжелоуст.

– Кто дал уста человеку? Кто делает его немым или глухим, зрячим или слепым? Не Я ли – Бог?

– Оно конечно, однако, может, лучше поручить такое ответственное дело моему старшему брату Аарону, ему и речи держать сподручней, и отваги не занимать.

– Пусть говорит Аарон, но ты будешь влагать слова в уста его, а Я буду повелевать, что и как делать. Только не забывай брать с собой посох, ибо им ты будешь творить все знамения.

Куст терновника погас, Моше понял – аудиенция окончена.

Вернувшись домой, он сказал тестю:

– Что-то муторно на душе, дурные предчувствия мучают. Пойду-ка, с твоего разрешения, в Египет, посмотрю, живы ли здоровы мои братья.

– Коль сердце велит, иди к благу, – дал согласие Итро.

После недолгих сборов Моше посадил беременную жену и сыновей на ослов и направился в Египет.

Шли они медленно, долго. Ццпору растрясло в пути, и на ночлеге она родила сына. Через восемь дней их настиг ангел смерти, которому было поручено умертвить Моше за то, что он не сделал вовремя обрезание новорожденному мальчику. Спасая мужа, Ццпора взяла острый нож и обрезала крайнюю плоть сына своего. Благодаря находчивости жены Моше был помилован.

У границы Египта путников встретил Аарон. Старший брат удивился, с чего это Моше взял с собой женщин и детей.

– Мы жалеем тех, кто живет в этой проклятой стране, зачем тебе приводить туда новых рабов? Отправь их обратно к Итро.

Уговорить Моше оказалось совсем нетрудно. Ципора с детьми и служанками повернули обратно в Мидьян.

Братья всю ночь провели в беседе. Моше поведал Аарону о языках пламени из неопалимой купины, о явлении ему Б-га и знамениях, которые Он велел совершить перед евреями и фараоном.

Утром они пересекли границу и направились в Гошен, где продемонстрировали сынам Израиля чудесное превращение посоха в змея, тем самым убедив старейшин пойти с ними к фараону. Но когда старейшины увидели перед дворцом гору обезглавленных трупов еврейских мужчин, то разбежались, говоря: «Мы лучше останемся рабами, чем переступим порог этого вертепа». Братьям пришлось одним войти во дворец. Стражи напустили на незваных гостей молодых львов. Моше взмахнул жезлом – львы стали послушными, словно овечки.

Пред ясные очи фараона предстали двое здоровенных бородатых мужчин с «глазами, горевшими как солнце, и лицами, излучавшими величие».

– Кто вы? – спросил владыка.

– Мы посланцы Бога Яхве. Так сказал всесильный Бог Израиля: Отпусти народ мой, чтобы они совершили Мне жертвоприношение в пустыне.

– Первый раз слышу такое имя. Кто такой бог и с какой стати я должен послушаться незнакомого идола и отпустить вас в пустыню.

– Яхве не идол, а Всесильный Бог. Огонь – Его лук, пламя – Его стрелы, облако – Его щит, молния – Его меч. Он приказал нам выйти на три дня пути в пустыню, чтобы принести Ему жертвы.

– Зачем уходить так далеко, сделайте это здесь.

– Мы приносим жертвы животными, а у вас бык и баран священные твари.

– Прекратите болтовню, займитесь делом и не отвлекайте народ от работы! Ступайте, пока я не приказал вышвырнуть вас силой!

Вне себя от гнева, фараон в тот же день велел передать надсмотрщикам:

– Не давайте больше соломы народу для изготовления кирпичей, как вчера и третьего дня, сами пусть идут и собирают себе солому. Но число кирпичей, какое они делали вчера и третьего дня, наложите на них, не уменьшайте его! Ибо ленивы они, потому и кричат: Пойдем, принесем жертвы в пустыне. Пусть тяжестью ляжет работа на этих людей, пусть занимаются ею, а не прислушиваются к пустым словам.

Сечку соломы евреи примешивали к глине, чтобы придать кирпичам большую прочность.

Доведенный до отчаяния народ выместил свою злобу на Моше и Аароне.

– Это вы виноваты во всем, – обвинили евреи вождей, – это вы сделали нас омерзительными в глазах фараона, вложили меч в руки египтян, чтобы те убивали нас, морили голодом или тяжелым трудом!

Моше терпеливо подставлял голову под град упреков.

А когда чаша его терпения переполнилась,