"Я прямо глаза тебе хотела выцарапать Ну и разит от нас Давай сойдем к ручью отмоемся – Вот и город опять показался Теперь, сестренка, тебе домой надо. А мне – в свою школу. Ведь скоро уже вечер. Ты теперь прямо домой пойдешь, правда? – Но она только молча смотрит на меня таинственно-черным и дружеским взором, жмет к себе хлеб с остатками обертки. – А хлеб подмок. Я думал, мы успели вовремя отскочить – Я вынул носовой платок, принялся вытирать, но стала сходить корка, и я бросил. – Сам высохнет. Держи его вот так. – Держит. Вид у него такой, как будто крысы грызли. а вода выше, выше по окунающимся спинам грязь отшелушивается всплывает в кипящую от капель рябь как жир на горячей плите «Я сказал заставлю чтоб тебе не все равно»

«А мне и теперь все равно»

Мы услышали топот за собой, остановились, оглядываясь – бежит тропинкой парень, и косые тени по ногам его мелькают.

– Спешит куда-то. Давай-ка мы посторо… – Тут я увидел еще одного, за ним пожилой бежит тяжело, в руке палка, а за ними голый до пояса мальчик, на бегу штаны придерживает.

– Это Джулио, – сказала девочка, и ко мне метнулось итальянское лицо парня, глаза – он прыгнул на меня. Мы упали. Он кулаками в лицо мне, кричит что-то, кусаться лезет, что ли, его оттаскивают, рвется, отбивается, орет, его за руку держат, ногой хочет пнуть меня, но его оттащили. Девчушка вопит, прижимает к себе хлеб обеими руками. Полуголый мальчик скачет, вертится, штаны подтягивает. Кто-то меня поставил на ноги, и в это время из-за тихого лесного поворота выскочил еще мальчик, голехонький, и с лету шарахнулся от нас в кусты, только зажатые в руке одежки вымпелом протрепетали. Джулио рвется по-прежнему в драку. Пожилой, меня поднявший, сказал: «Тпру, голубчик. Попался». Поверх рубашки у него жилетка. На жилетке полицейская бляха. В свободной руке он держит узловатую, отполированную дубинку.

– Вы Анс, да? – сказал я. – Я вас искал. За что он на меня?

– Предупреждаю, все ваши слова будут использованы как улики, – сказал полисмен. – Вы арестованы

– Я убию его, – сказал Джулио. Вырывается. Двое держат. Девочка не переставая вопит и хлеб прижимает. – Ты крал мою сестру. Пустите, мистеры.

– Украл его сестру? – сказал я. – Да я же…

– Хватит, – сказал Анс – Судье расскажешь.

– Украл его сестру? – сказал я. Джулио вырвался, снова ко мне, но Анс загородил дорогу, сцепился с ним, и остальные двое опять скрутили Джулио руки. Тяжело дыша, Анс отпустил его.

– Ты, иностранец чертов, – сказал Анс. – Я, кажется, и тебя арестую сейчас, за оскорбление действием. – Анс повернулся ко мне. – По-доброму пойдешь или наручники надеть?

– По-доброму, – сказал я. – Что угодно, только возьмите… примите… Украл его сестру… Украл…

– Я вас предупредил, – сказал Анс. – Он вас обвиняет в уводе с преступными целями. Эй ты, уйми свою девчонку.

– Вот как, – сказал я. И засмеялся. Еще два мальчугана с прилизанными водой волосами – глаза круглые – явились из кустов, застегивают рубашки, сразу же прилипшие к плечам. Я хотел унять смех и не смог.

– Гляди в оба, Анс, – он, кажется, тронутый.

– Сейчас п-перестану, – выговорил я сквозь смех. – Через м-минуту оно кончится. Как в тот раз, когда охало: оx! оx! Дайте присяду. – Сел, они смотрят, и девочка с лицом в грязных полосах и с хлебом, словно обгрызенным; а под берегом вода быстрая и благодатная. Скоро смех весь иссяк. Но горло еще сводит – точно рвотой напоследок, когда желудок уже пуст.

– Хватит, – сказал Анс. – Возьми себя в руки.

– Да-да, – сказал я, напрягаясь, чтобы усмирить горло. Снова желтый мотылек порхает, будто сдуло одну из солнечных крапин. Вот уже можно и не напрягаться так. Я встал – Я готов. Куда идти?

Идем тропой, те двое ведут Джулио и девчушку, и мальчики позади где-то. Тропа берегом вывела к мосту. Мы перешли мост и рельсы, на нас люди глядят с порогов, и все новые мальчики возникают откуда-то, так что когда мы повернули на главную улицу, то возглавляли уже целую процессию. У кондитерской стоит большой легковой автомобиль, а в пассажиров я не вгляделся, но тут миссис Блэнд произнесла:

– Да это Квентин! Квентин Компсон! За рулем Джеральд, а на заднем сиденье Споуд развалился. И Шрив тут. Обе девушки мне незнакомы.

– Квентин Компсон! – сказала миссис Блэнд.

– Добрый день, – сказал я, приподнимая шляпу. – Я арестован. Прошу прощения, что ваше письмо не застало меня. Шрив вам сказал уже, наверное?

– Арестован? Простите. – Шрив грузно поднялся, по ногам их вылез из машины. На нем мои фланелевые брюки, как перчаточка обтягивают. Я и забыл, что не вложил их тоже в чемодан. И сколько у миссис Блэнд подбородков, я тоже забыл. И уж конечно, та, что посмазливей, впереди рядом с Джеральдом. Смотрят сквозь вуальки на меня с этаким изящным ужасом. – Кто арестован? – сказал Шрив. – Что это значит, мистер?

– Джеральд, – сказала миссис Блэнд. – Вели этим людям уйти. А вы, Квентин, садитесь в авто.

Джеральд вышел из машины. Споуд и не пошевелился.

– Что он тут натворил у вас, начальник? – спросил Споуд. – В курятник забрался?

– Предупреждаю: не чинить препятствий, – сказал Анс. – Вам арестованный известен?

– Известен? – сказал Шрив. – Да мы с…

– Тогда можете проследовать с нами. Не задерживайте правосудия. Пошли! – дернул за рукав меня.

– Что ж, до свидания, – сказал я. – Рад был всех вас видеть. Простите, что не могу к вам присоединиться.

– Ну что же ты, Джеральд, – сказала миссис Блэнд.

– Послушайте, констебль, – сказал Джеральд.

– Предупреждаю: вы чините препятствия служителю закона, – сказал Анс. – Если желаете дать показания про арестованного, то пройдемте в суд, там их дадите. – Идем дальше улицей. Целое шествие, а впереди я с Ансом. Мне слышно, как те им объясняют, за что меня взяли, и как Споуд задает вопросы, потом Джулио бурно сказал по-итальянски что-то, я оглянулся и увидел, что девчушка стоит с краю тротуара, глядит на меня своим дружеским и непроницаемым взором.

– Марш домой! – кричит на нее Джулио. – Я из тебя душу выбию.

Мы свернули с улицы в поросший травой двор. В глубине его – одноэтажный кирпичный дом с белой отделкой по фасаду. Булыжной дорожкой подошли к дверям, в дальше Анс никого, кроме причастных, не пустил. Вошли в какую-то голую комнату, затхло пропахшую табаком. Посредине, в дощатом квадрате с песком, железная печка; на стене – пожелтелая карта и засиженный план городка. За выщербленным и захламленным столом – человек со свирепым хохлом сивых волос. Уставился на нас поверх стальных очков.

– Что, Анс, поймали-таки? – сказал он.

– Поймали, судья…

Судья раскрыл пыльный гроссбух, поближе придвинул, ткнул ржавое перо в чернильницу, во что-то угольное, высохшее.