Как по мне, так это подло. И немножко мерзко. И совершенно бессовестно. Гадкий такой, непорядочный вуайеризм[5].

Мне хочется влезть на банкетку и сказать: «Понимаете, ребят, жизнь — она ж бумеранг. И в ваших шкафах также живут скелеты. Возможно, они даже страшнее моих. И когда кто-нибудь бестактно станет снимать на телефон ваши скелеты, а вы станете плавиться от стыда и безуспешно закрываться ладошками от безжалостных лучей чужого бессовестного любопытства, вот тогда, возможно, вы вспомните меня, идущую сквозь строй, с опущенной головой и свисающими волосами, в которые я прячусь от ваших глаз. И это заставит вас ощутить укол совести и, повинуясь незнакомому ранее щемящему сочувствию, опустить свой телефон. Но это только тогда. А сегодня…

Снимайте ради бога! На арене «Арлекино! Арлекино! Нужно быть смешным для всех!..».

Мы с матерью медленно, но успешно минуем коридор и подходим к двери.

Высокая девушка лет двадцати пяти в кожаной куртке идет за нами, не прекращая съемку: я ощущаю нацеленный нам в спину оптический прицел ее айфона. Я теряю самообладание и уже у дверей не выдерживаю, оборачиваюсь.

— Моя мать больна, девушка. И это, понятно, вызывает ваш интерес. Но и вы, девушка, больны. Только в моей матери отсутствует разум. А в вас — совесть. И, видит Бог, я не знаю, что страшнее…

Лицемерно-приветливо я улыбаюсь на прощание, а девушка отводит глаза и опускает телефон…

В этой книге в самом начале есть очень много благодарностей.

Я искренне говорю спасибо всем, кто меня вдохновлял.

Но главное, кому посвящается эта книга, — это моя мама.

Без которой не было бы ни меня, ни этих прозрений, ни этой книги.

Спасибо тебе, мама.

Прости меня, пожалуйста, если сможешь.

Мне кажется, там, где ты сейчас, ты видишь меня.

И пишешь эту книгу вместе со мной, и читаешь, и понимаешь, и прощаешь.

Потому что от осинки не родятся апельсинки…

Если вы прочли эту книгу, значит мы почти родственники.

Вы знаете обо мне все.

Вы будто пришли ко мне домой и распахнули дверцы всех шкафов, а оттуда на ваши макушки стали падать мои скелеты.

Теперь я стою посреди моих осыпавшихся тайн, вот такая, без прикрас, и очень переживаю: «Надеюсь, вам было со мной не скучно?»

Пока я писала эти рассказы, я взрослела. Не в том смысле, что затянула написание по времени, а в смысле, что взрослела моя душа.

Я понимала, зачем я это делаю. В смысле, обнажаюсь перед незнакомыми людьми, раскрывая душу. Потому что я их больше не боюсь, а раньше боялась.

Страшилась осуждения и не оправдать чьих-то ожиданий. Я жила в этом ощущении — что я их не оправдываю — большую часть своей жизни.

Мне понадобилось тридцать лет на то, чтобы понять, что со всеми все нормально. НИКТО И НЕ ДОЛЖЕН НИЧЕГО ОПРАВДЫВАТЬ.

Я не оправдала мамины ожидания, она — мои.

На самом деле мы и не должны были этого делать, понимаете? Это прозрение помогло мне оглянуться вокруг и понять, что со всеми все нормально. Везде.

Если же люди и совершают поступки, которые в моей системе координат трактованы как «плохие» и «недостойные», то они имеют на это право. Потому что у каждого своя система координат, сформированная детством, воспитанием и условиями жизни.

У моей мамы, вот такой, какая она есть, родилась именно я, такая, какой я стала, а из Олечки не могла вырасти другая Ольга.

Яблочко от яблони. От осинки не родятся апельсинки.

Вот о чем моя книга.

И когда я все это осознала, глубинно, остро, до мурашек, я не просто простила маму и себя. Я полюбила. Всем сердцем. Маму и себя.

Мое сердце мгновенно наполнилось благодарностью. Буквально до краев. Благодарностью теплой, как море, соленой от слез прощения и принятия.

* * *

Мамы не стало полтора года назад.

Мне некому уже рассказать о том, что у меня на сердце и как мне хорошо от того, что я выпустила на волю все свои обиды.

То есть как некому? А вы? Вам, можно я вам об этом расскажу?

Вдруг вам еще не поздно? Вдруг ваши мамы, неидеальные, не оправдывающие ваших ожиданий, еще ждут ваших объятий?

Просто…

Понимаете, мам надо учиться любить. С элементами безусловности. Даже если нам кажется, что они этого недостойны, их все равно нужно любить. Ради себя. Потому что мы достойны любви и прощения.

Со всеми все нормально, помните? И с мамой в том числе.

Она просто такая. Вот такая. Неидеальная.

Но она же и не должна, помните? Не должна быть идеальной.

Давайте ей разрешим быть такой. Ведь у нее же своя система координат, в которой она нормальная. И это прекрасно.

И ты нормальная. То, что ты чувствуешь, это нормально.

Даже если это больно. Стыдно. Обидно. Это все равно нормально.

Но это тебя якорит. И ты можешь и дальше жить с этим якорем.

Но ты же хочешь, чтобы было не больно? И не стыдно?

Тогда… Тогда надо прощать.

Как? Очень просто. По щелчку. Р-Р-РАЗ — и простил.

Не можешь? Неправда. Не подменяй понятий.

Ты не хочешь — это другое.

Хранить обиду, холить и лелеять выгодно.

Пока ты обижен, ты пострадавший.

Ты нуждаешься в жалости и защите.

И это тоже нормально.

Не прощай, если не готов.

Но если в один из дней маленькая (поставь здесь свое имя с уменьшительно-ласкательным суффиксом), например Олечка, проснется и поймет, что не хочет больше быть пострадавшей, а хочет быть хозяйкой ситуации, автором своей жизни, вот тогда и случится твой Р-Р-РАЗ. И простил. И здравствуй, новая мудрая (поставь здесь свое полное имя), например Ольга.

Ну как ты? Здорово?

Что это? Это легкость. Это энергия.

Откуда она?

Обида сжирала очень много энергии. Теперь ее нет. В смысле нет обиды. А энергия есть. Потрать ее теперь на что-то классное.

На любовь. На счастье. На новый проект.