Я познакомился с ним еще до войны. Нет, друзьями мы не были. Таким людям, как Т. К. Лин, не хватало сентиментальности, чтобы обзавестись друзьями. Скажем так: мы уважали друг друга за ловкость, с которой оба находили выход из любой ситуации. Неоднократно обменивались мелкими услугами. Было два-три случая, когда Т. К. мне оказывал услуги не такие уж мелкие. Короче говоря, если Марина Андреевна Гусеева и впрямь невиновна, пожалуй, только Лин мог ее вырвать из сенаторских когтей.

Он жил прямо в Национальном парке на Мемориальной аллее Джорджа Вашингтона. Дом, стоявший на самой верхушке холма, заслоняли вековые деревья. Улисс, его чернокожий слуга в безукоризненном костюме с бабочкой, меня, как всегда, приветствовал по имени. Затем проводил к бассейну, где открывался вид на Потомак с его лесистым западным берегом. Место жительства и разодетые слуги — единственная роскошь, которую позволял себе Т. К.

Он читал книгу, сидя в плетеном кресле. Вместо приветствия указал мне на соседнее. Руки не подал. Он избегал физических контактов со своими клиентами. Как, наверно, и с остальным человечеством. Если верить молве, у него не было ни единого романтического приключения, будь то с женщиной или с мужчиной. Я в этом сомневался. И в данном случае не стоило доверять видимости.

Он подождал, пока Улисс мне нальет изрядную дозу бурбона, и сразу огорошил:

— Ну и как там выкручивается ваша подопечная?

Я улыбнулся. В нашем телефонном разговоре я не поминал Марину. Медля с ответом, я неторопливо закурил одну из сигареток, торчавших в дырочках сигаретницы и образующих подобие цветка. Т. К. отложил книгу, поместив между страницами закладку. Ниже заголовка «Угодливый сиамец» — рыжеволосая женщина с раскрытым от ужаса ртом. Это была последняя книга Дешила Хэммета, голливудского сценариста, уже год как буквально спивающегося. После того как Маккарти постарался сделать все, чтобы его впредь не рискнуло напечатать ни одно издательство, представив Хэммета опаснейшим коммунистом. Но, по слухам, Т. К. согласился взять его под крылышко. Чему и служила подтверждением эта книжица, примостившаяся возле наших бокалов. Перехватив мой взгляд, Т. К. радостно захихикал, как мальчуган, отыскавший камешки, которыми отмечал свой путь.

— Мой дорогой Ал, вы единственный журналист, допущенный на слушание. Могло ли это не вызвать пересуды коллег?

— Скажите, что вам уже известно об этом деле, чтобы нам не тратить время попусту.

— Не слишком много. Знаю, как ее зовут, ну и то, что выяснилось на первом заседании. Что девчонка переспала со Сталиным, что она русская шпионка и вдобавок еще убийца агента УСС. Ваши дружки из Комиссии даже и не мечтали о таком жирном улове.

— Они мне вовсе не дружки, — проворчал я, — и вы это знаете.

— Зато вы их любимый журналист. Единственного допустили на закрытое слушание как самого благодарного зрителя.

Т. К. из деликатности не назвал меня их любимым евреем. Я-то его хорошо знаю: не сказал, но подумал. Я сообщил Лину о сделке между шефом «Пост» Векслером и сенатором Вудом. Он молча кивнул. Кажется, это было для него уже не новостью. Одним брошенным вскользь словечком он умел заставить собеседника раскрыть все карты, чтобы не оказаться в идиотском положении.

— Почему эта женщина вас так интересует, Ал?

— В первую очередь потому, что Никсон и Маккарти жаждут ее посадить на электрический стул. Вопиющая гнусность! Даже не гнусность, а преступление.

— М-да?

— Она точно не все лжет. В ней много подлинного.

— Например, ее красота.

— В том числе. Конечно, она актриса, настоящая. Знает, как вызвать сочувствие, мастерски владеет всеми актерскими приемчиками. Марина, конечно, ими пользуется, но… чем дальше, тем больше я ей верю.

Т. К. пригубил бурбон, затем решил мне напомнить:

— Профессиональный мошенник всегда выглядит честнягой, Ал. Иначе бы ему пришлось сменить работенку.

— Но вы же не были на заседаниях, Т. К. Чувствовалось, что женщина ненавидит Сталина больше, чем все эти бешеные из Комиссии, вместе взятые! Не просто его поносила, а подробно описала свою жизнь в этой гиблой стране. Прямо мороз по коже!

Т. К. вновь кивнул чуть насмешливо. Притом глазки его изображали младенческую наивность.

— Ну хорошо… В конце концов, ни в чем нельзя быть полностью уверенным. Мне тоже не хочется гадать. Эта русская нарушает все правила игры. Понятно, что своей исповедью она пытается разжалобить Комиссию. А ей дают выговориться всласть, надеясь, что она где-то проколется. Ведь все ее утверждения голословны. У нее так же нет никаких доказательств, как и сменного платья. Шпионку, настоящую шпионку, снабдили бы легендой подостовернее… Или она следует принципу «чем ложь чудовищней, тем правдоподобней». Одна история с дядей Джо чего стоит!

Я пожал плечами. Т. К. имел право сомневаться. Это была часть его профессии. Он-то Марину не слышал, а у меня, когда она рассказывала о кремлевской ночи, волосы становились дыбом.

— Уверен, что уже завтра Маккарти, Никсон и вся их банда постараются повесить на нее труп этого малого из УСС. Они уже поняли, что, кроме истории своей жизни, ей нечего рассказать. Если бы у нее были хоть какие-то доказательства ее невиновности, уж она бы их не скрыла. Понимая это, они сгрудились вокруг нее, как стая шакалов, ждущая, когда умирающий зверь наконец подохнет. Куда им торопиться, если их жертва и так обречена? Добыча от них все равно не уйдет. Шпионка Марина или нет, действительно ли убила агента Эпрона или не убивала, мы так никогда и не узнаем. Ее поспешили упрятать в тюрягу. Теперь Марина одна-одинешенька, некому даже ей передать пары чулок на смену. Что ей оставалось? Только поведать свою историю, как только представился случай. А может быть, она просто пытается выиграть время? А может, хочет вновь пережить свою прошлую жизнь, прежде чем ее изничтожат? Кто знает? Вот в чем не усомнишься, так в том, что Маккарти и его компашка скоро нас удивят своим очередным ловким трюком. Мне, знаете, неохота делать вид, что я не замечаю их манипуляций.

Я понимал, что Т. К. слишком большой циник, чтобы разделить мой пафос. Сдержав улыбку, Лин легкой гримаской показал, что мои слова приняты к сведению. Он отвел от меня глаза, притаившиеся под окулярами. Потом чиркнул спичкой и задумчиво прикурил.

— Вам не вспоминается дело Хисса?

Еще бы! Я как раз вспоминал дело Хисса перед тем, как Вуд меня вытурил из зала.

Прошлой зимой вся страна от Нью-Йорка до Фриско следила за процессом «изменника Хисса», «шпиона Хисса». Родившись в скромной, небогатой семье, да еще двухлетним лишившись отца, который покончил с собой, он сумел добиться нескольких стипендий и получить прекрасное образование. С юридическим дипломом Гарварда в 1933-м стал одним из советников Рузвельта, а через пять лет перешел в Госдеп. Как специалист по Дальнему Востоку, он трудился в Бюро по особым политическим вопросам и при подписании Ялтинского соглашения стоял за креслом Трумэна. А позже принял участие в учредительной конференции ООН. Блистательная карьера! Оборвавшаяся в 48-м, когда заседания КРАД обернулись кошмаром для многих американцев.