Вот бы узнать, сидит ли еще кто-то в избушке на курьих ножках, или Магелланов тайги с автоматами всего четверо?

Китайский автоматчик остановился в пяти шагах слева от меня, убогого. Опустил ствол, направил его на мои колени и спросил по-русски, без всякого акцента:

– Ты почему один?

Ничего вопросик, да? А сколько, интересно, меня должно быть? В смысле – нас? И, самое главное, кого «нас»?

Отвечаю неопределенно:

– Так получилось.

– Ты один все не унесешь, – говорит китаец и так подозрительно-подозрительно на меня смотрит. Ясен перец, его напрягает, что я один, а нас должно быть больше. Чтоб унести «все». Логика ясна, а дядька сообразительный.

– Чего не унесу, здесь припрячу, – отвечаю я, слегка растянув губы в улыбке. – Потом мы за этим вернемся.

– Ты мне не нравишься, – заявил китаец, брезгливо скривив рот в ответ на мою радушную улыбку.

– А я, знаешь ли, не баба и не пидор, чтоб тебе, чурка, нравиться. – Моя улыбочка перефазовалась в оскал, я встретился с китаезой взглядом, и черт его знает, чем бы закончилась наша визуальная дуэль (я уже прикинул, куда и как прыгать, ежели чего), но тут на дальнем конце поляны возник еще один персонаж.

Ясен пень, именно этот, вновь появившийся, вышедший из-за кулис леса персонаж следил за мной, мучил вниманием мой затылок. Этот, четвертый китаец довел меня до поляны, подставил под стволы соплеменников и по-быстрому прочесал окрестности, выясняя, нет ли еще кого лишнего из двуногих рядом. Одет этот китаец как и остальные, за одним исключением – на ногах у него нечто вроде онучей. Огнестрельного оружия при нем нету, но на правый кулак намотана цепочка. Он намотал цепочку на ладошку, сжал в кулаке грузило, приделанное к одному из концов цепи. Другое грузило болтается. Сантиметров тридцати цепь с грузилом на конце висит свободно. А сантиметрах в десяти от утяжелителя на конце цепи имеется нестандартное звено. Из череды одинаковых звеньев в цепи заметно выделяется одно большое, ощетинившееся острыми металлическими шипами. Ежели такой цепочкой захлестнуть вооруженную руку врага и резко дернуть, то длинные шипы нестандартного звена обязательно проткнут одежду, вопьются в мясо, порвут мышцы, и вражья рука пренепременно выпустит оружие. У меня под телогрейкой на поясе очень похожая цепочка-кусари, с точно такими же цилиндрическими гранеными утяжелителями на концах, но лишенная каких бы то ни было нестандартных звеньев. В эпоху раннего Средневековья, заимствуя у китайских линь гуй идею кусари, мои духовные предки ниндзя отказались от использования всяких разных нестандартных звеньев, в том числе и шипастых. Этот, четвертый китаец – линь гуй! То бишь – «лесной дьявол»! Эти существа и меня обучали боевым искусствам по весьма и весьма схожим методикам. Мы с ним, черт побери, одной крови.

Елочки-моталочки! Вот уж не думал, не гадал, что когда-нибудь встречусь с настоящим линь гуй, со всамделишным лесным дьяволом! Этот четвертый китаец с цепочкой от старинного унитаза, чтоб его черти съели, гораздо опаснее троих остальных с автоматами. Думаете, я всуе, для красного словца сравниваю какую-то странную цепь с автоматами Калашникова? Ни фига! Я действительно меньше боюсь пуль, чем этой цепочки в умелой руке. Почему? О’кей, объясню. Так уж и быть, открою еще один секретик.

Писатель Богомолов, написав книгу про подвиг СМЕРШа «В августе сорок четвертого», обнародовал термин «качание маятника». Сей термин обозначает метод уклонения от пуль – стремительные, «рваные» передвижения по сложной, малопредсказуемой траектории, с прыжками и перекатами. Дело в том, что во время формирования школы СМЕРШ привлеченные спецы, по сути, создавали компиляцию из самых разнообразных боевых систем, и, в частности, идею «маятника» они позаимствовали у японских ниндзя. Еще во времена загнивающего царизма, во время русско-японской войны приемы, похожие на «маятник», победившие Россию желтокожие враги, что называется, «засветили», а специалисту порою достаточно однажды мельком увидеть сакральное, чтобы врубиться в принцип и понять смысл. Меж тем оригинал всегда лучше копии, и «калашей» мейд ин Чайна я, потомственный ниндзя, скорее опасаюсь, чем боюсь, а прообраз моей любимой кусари, скажем прямо, откровенно стремает.

Стремно, блин! Напрягает меня этот четвертый чертов китаец. Реально напрягает. Ишь, как пялится на мой костыль. Ишь, как идет-то, будто скользит лаптями по земле, весь из себя такой сплошь гибкий да пружинистый, собака. И уж ежели я обозвал его «собакой», так уточняю его породу. Он – питбультерьер, право слово, я же просто Бультерьер, понятно, в чем разница? Нет?.. Кому непонятно, тем завидую – спокойно живете, господа, без реальных напрягов, чтоб их и так, и этак, эти проклятые неожиданные напряги!

Лесной дьявол прошел к автоматчику, который со мной базарил, и произнес несколько слов на гортанном китайском языке. Китайскую мову я, худо-бедно, разумею, но и без всякого перевода ежу понятно, что линь гуй сказал основному, дескать, хромоногий ходок приковылял на полянку один-одинешенек, без всяких «хвостов» и, мол, вокруг полянки с избушкой на курьих ножках двуногой живности не наблюдается.

Выслушав дьявола, основной автоматчик закинул «калаш» за плечо. Двое китайцев на правом краю поляны опустили стволы и расслабились.

– Пойдем, – позвал основной, повернувшись ко мне спиной и направляясь к избушке.

– Как скажешь. – Я пожал плечом и похромал вслед за китайским знатоком русского языка.

Проходя мимо дьявола, я хмыкнул, глядя на цепь в его кулаке, и сделал соответствующее выражение лица – вздернул оттопыренную губу, приподнял бровь. Моя веселая гримаса вкупе с задорным «хм-м» должна означать что-то типа: «Во, какая у тебя цепуга-то диковинная, братишка! Во, невидаль-то какая!..» Я гримасничал, а лесной дьявол серьезно и вдумчиво рассматривал мой костыль, видать, строил догадки – то ли это случайно у хромоногого калеки оказался инвалидный инвентарь, смахивающий на знакомый китайскому дьяволу гуайцзы, то ли это, в натуре, гуайцзы, сделанный не только ради вспоможения хромой ноге, но и для боя. Дед мне рассказывал, что для линь гуй характерна патологическая подозрительность.

Дьявол с цепугой пропустил меня вперед, отпустил на три шага и двинул следом, вновь терзая взглядом мой чувствительный затылок с тренированным рудиментом третьего глаза. Снялась с места и пара автоматчиков на краю поляны, что является вопиющей безграмотностью с точки зрения тактики и стратегии. По уму, этой парочке следовало бы остаться под открытым небом, еще лучше, затеряться среди деревьев на краю поляны и контролировать оттуда избушку, вместо того, чтоб тащиться под ее, избушки, крышу вместе со всеми. Видать, слишком верят в силы лесного дьявола его компаньоны, раз чихают на элементарные меры предосторожности при встрече с неизвестным.

«Дураку ясно, что здесь, на этой поляне, происходят достаточно регулярные встречи, – думал я, прихрамывая и тяжело опираясь на гуайцзы. – Из разговора с основным понятно, что кто-то приходит за каким-то грузом. И обычно этот «кто-то» не один, ибо для одиночки груз слишком тяжел. И еще вывод: за грузом, случается, приходят разные люди. Иначе я, незнакомец, был бы атакован лесным дьяволом сразу, как только он меня засек».