— И папа тебя не выгонит? — Вновь уточнила девочка, словно и не услышав того, что я пыталась ей объяснить. Слова тетки наглухо засели в ее голове.

— Разве я могу ее выгнать? — Тихо спросил муж, которого я даже не заметила до этого момента. Пройдя в комнату, он лег рядом со мной, внимательно рассматривая дочь. — Она же живет теперь вместе с нами, да? Значит, это ее дом. А из дома выгнать нельзя! — Сказал он, внимательно наблюдая за тем, как реагирует на его слова Ася. — Тетя больше не будет забирать тебя из садика, ты будешь теперь везде ездить со своей Шах, — удивил он меня.

Значит, выгнал сестру. Я, конечно, ни на что другое и не рассчитывала, но все равно приятно, что не ошиблась в нем. Мансур был хорошим отцом. Лучшим! Дети могут только мечтать о таком! Если бы мой отец был хотя бы на пять процентов таким, как Мансур, мое детство не было бы наполнено болью и страхом.

Он лежал чуть повыше, опираясь на подушки у изголовья, и обнимал нас обоих. Словно отгораживая от остального мира. Я видела, что он чувствовал вину. Злость прошла, и теперь ему было больно из-за того, что он доверил самое дорогое не тому человеку. Женщины бывали порой так жестоки…

— Плавда? — Счастливо воскликнула Пироженка, посмотрев на него своими огромными глазищами.

— Конечно. Но отвозить тебя буду я, — он чмокнул ее в макушку, задерживаясь там губами, будто, как и я недавно, пытался сдержать себя в руках. — А это что такое?! — Прорычал он, заметив ее покрасневшую ногу.

Я сжала руку мужа, пытаясь утихомирить его, опасаясь, что Пироженка испугается, но, к счастью, она не обратила на это внимания.

— Я лазлила суп! И Шах намазала меня лекалством! — Отчиталась Ася, поднимая ножку и демонстрируя свой блестящий от мази ожог.

Мансур пулей выскочил из комнаты, и взгляд его почерневших глаз явно обещал добавку для его свихнувшейся сестрицы, которая осмелилась вести себя подобным образом с его любимым чадом.

Почувствовав простреливающую боль прямо в центре матки, я не удержалась от стона, накрывая одной рукой многострадальный низ живота.

— Ты опять болеешь? — Накрыв мою щеку своей пухлой ладошкой, спросила Пироженка.

Надо же, помнит, моя нежная девочка. Как-то раз меня настигло точно такое же состояние прямо во время нашей готовки. Тогда я, быстро выпив таблетку, объяснила Пироженке, что иногда болею и мне надо полежать. Будь свекровь в тот день дома, попросила бы ее посидеть с девочкой, но свекрови не было, а оставлять свою крошку с прислугой я не хотела. Так что мы провалялись весь оставшийся день в постели, и вела она себя очень тихо и понимающе. Гладила меня по голове, говоря, что папа так всегда делает, когда она болеет. Ей это помогает, а значит, и мне поможет.

— Пиложенка тебя пожалеет, и станет лучше, — вызывая у меня невольную улыбку сквозь боль, сказала она, повторяя мои же слова, садясь и поглаживая меня по голове.

Какая же она милая и добрая. Как можно ее обидеть? Она такая маленькая, такая хрупкая и ранимая по сравнению с другими детьми.

— А папу кто-нибудь пожалеет? — Спросил Мансур, прерывая мои мысли.

Он вернулся в комнату, с огромным шоколадным яйцом и квадратной коробкой, перевязанной яркой лентой.

— Киндел! — Тут же обрадовалась малышка любимой сладости. Ее любовь к этим шоколадным яйцам была просто нездоровой.

— Ага, «киндер с киндерами», — усмехнулся Мансур, водружая все на кровать. — А поцелуй?

Подставил щеку, в которую тут же прилетел звонкий поцелуй довольного ребенка. Хорошо все-таки быть таким невинным. Дали шоколад, приласкали — и все горести забыты.

— А это тебе! — Подвинул он ко мне коробку.

— Мне? — Удивилась я.

— Решил, что ты захочешь заесть боль шоколадом. — Муж пожал плечами. — Купил, пока ты ходила в аптеку, и совсем забыл за всем этим кошмаром…

— Спасибо. Мне действительно становится лучше от сладкого, — поблагодарила я, сжав его ладонь.

— Хочешь поспать? — Спросил он. — Мы можем пойти в гостиную и дать тебе отдохнуть.

— Я все равно не усну. Может, посмотрим что-нибудь на ноуте? — Предложила я, не желая расставаться с их обществом.

— Сейчас принесу, — кивнул Мансур, направляясь в свой кабинет.

Пока он искал подходящий мультфильм, Пироженка скармливала мне свои шоколадки, звонко смеясь, когда я прихватывала вместе с предложенным лакомством ее пальчики.

— Не ешь Пироженку! — Сказал Мансур, устраиваясь рядом и освобождая ручку Аси.

Я приятно удивилась, когда он использовал мое ласкательное прозвище. А раньше всегда показывал свое презрение, когда я так ее называла.

— Она такая сладкая, что не могу удержаться! — Рассмеялась я, счастливая от сознания того, что Пироженка, казалось, уже забыла обо всех неприятностях, угощая папу и ластясь к нему в поисках отцовской ласки.

Так как я лежала посередине кровати, муж лег мне за спину в то время, как Пироженка устроилась у меня под боком. Включив мультфильм, который еще не смотрели, мы погрузились в волшебный мир Диснея.

Лежа в этом надежном коконе, где с обеих сторон ко мне прижимались, согревая и даря чувство уюта, в какой-то момент я перестала чувствовать боль. Расслабилась, счастливая тем, что мы просто валялись посреди воскресного дня, смотрели мультики и поедали огромное количество шоколада. Хотя вполне возможно, что в обезболивании приняла участие так же и грелка, которую принес Мансур. Покопавшись в телефоне, он вышел из спальни, и, вернувшись с ней, вновь устроился позади меня, молча прижимая грелку к моему многострадальному животу. Его рука и сейчас была там, заботливо обнимая меня.

Я никогда не рассчитывала на такую заботу от него. Да и вообще от кого-либо! Думала, Мансур даже не обратит внимания на мою боль. А он не только обращал, но и искренне беспокоился. Чего только стоило его волнение в течение всего пути домой! Даже сквозь боль я радовалась его заботе и вниманию.

Еще и шоколад для меня купил! Странно быть такой счастливой, но контролировать эти ощущения я уже не могла. Неужели я наконец обрела семью, о которой так долго мечтала?

Я так задумался, что даже не заметил, как мои девочки уснули, а компьютер перешел в спящий режим после окончания мультфильма. Я все так же лежал, прижимаясь к теплому телу Шехназ и придерживая рукой уже остывшую грелку. Было так приятно не думать о работе, а просто бездельничать вместе с моими девочками. И, если бы я мог перестать прокручивать в голове случившееся, то был бы самым счастливым человеком на земле в эти минуты. Но я не мог! Не мог, черт возьми! Как Дина могла так поступить?! Она ведь знала, как я ей доверяю! Думал, что могу рассчитывать на нее, как на самого родного после смерти матери человека. Опасался чужих, в то время как опасность представлял человек, который был ближе и роднее.