Только тут я догадался, что эти люди обманули меня и что мама ничего не изобрела, а просто так, пугала меня своей ненастоящей трубой, и я, как доверчивый дурачок, верил ей, и боялся, и вел себя как приличный отличник. И от этого всего я так обиделся на весь свет, и на маму, и на папу, и на все эти дела, что я выбежал сразу во двор как угорелый и затеял там великую срочную драку с Костиком, и с Андрюшкой, и с Аленкой. И хотя они втроем прекрасно меня отлупили, все равно настроение у меня было отличное, и после драки мы все вчетвером лазали на чердак и на крышу, а потом карабкались на деревья, а потом спустились в подвал, в котельную, в самый уголь, и извозились там просто до умопомрачения. И все это время я чувствовал, что у меня словно камень с души свалился. И хорошо было, и свободно на душе, и легко, и весело, как на Первое мая.

Когда мы жили с бабушкой, я не гулял во дворе. Потому что это был на самом деле не двор, а такой как будто внутренний переулок, по которому часто ездили грузовики. И там не было ни газона, ни скамеечек, ни песочницы.

Гулять меня водили на Чистые Пруды – так назывался бульвар, хотя пруд был всего один – зато очень большой, с лебедями. Широкие аллеи, скамейки, деревья – там хорошо было играть или просто бегать.

На Чистопрудном бульваре происходит действие рассказа «Шляпа гроссмейстера» – когда Дениска выуживает из воды шляпу незнакомого дяденьки. Конечно, на самом деле ничего этого не было. Тем более что меня на Чистые Пруды одного не отпускали. Считалось, что я был еще маленький, а там надо было переходить улицу и вдобавок – трамвайные пути.

А зато на новой квартире, на улице Грановского, был не двор, а просто сказка.

Сейчас расскажу почему.

Дом состоял из трех корпусов. Два выходили на улицу, между ними был красивый чугунный забор.

Ажурные ворота и калитка. Рядом с калиткой – будка охраны. Всех жильцов охранники знали в лицо и только кивали: «Здравствуйте… Здравствуйте».

Моя мама рассказывала, что раньше, когда она была маленькая, ворота были глухие. У нее была подруга, девочка по имени Венера, грузинка. Она умела изображать хриплый гудок автомобиля. Подходила к воротам, подносила ко рту ладони трубочкой и громко крякала: «Хрё-хрёёё!» Так крякал «Хорьх» народного комиссара обороны маршала Ворошилова.

Охранник бежал открывать ворота. А там никого, только девчонки удирают.

Наверное, поэтому глухие ворота заменили ажурными – такими же, как старинный забор.

– За забором был сад с фонтаном и скамеечками. За садом был еще один, самый большой корпус – его парадные подъезды выходили в сад. Весь дом сзади был окружен высокой кирпичной стеной. Между этой стеной и домами был широкий и довольно длинный полукруглый проулок, туда выходили двери черных лестниц.

Когда Дениска в рассказе «Пожар во флигеле, или Подвиг во льдах» говорит: «А мы идем с Мишкой мимо черного хода» – вот про такую дверь во двор он и говорит…

Этот проулок мы называли «чёрка», то есть «черный ход». «Айда на чёрку!» – кричал кто-то, и мы все бежали туда или ехали на велосипедах. То есть там вполне можно было кататься. Было даже широкое место, где можно было развернуться на велике, чтобы ехать обратно. Потому что дальше был такой короткий туннель, с низким входом и ступеньками. То есть надо было слезать с велосипеда и тащить его по этим ступенькам. Или же развернуться и поехать обратно.

Разворачиваться было трудно. Потому что место было вовсе не такое широкое, а просто чуть шире, чем вся остальная чёрка. У меня с первого раза не получилось развернуться. Я слишком круто повернул руль и чуть не свалился. Уперся ногой в асфальт. «Ну и ладно, – подумал я. – Буду слезать и переставлять велик».

– Трус! – закричали старшие мальчишки, когда увидели, что я слез с велика – и переставил его, чтобы ехать обратно.

– Почему? – спросил я.

– Если не трус, то развернись, как мы! – и показали, как это делается.

– А почему это я должен, как вы?

– А потому что если не развернешься, мы будем считать, что ты – трус.

Я подумал и сказал, нарочно со взрослым выражением:

– Ну и считайте, ну и пожалуйста! Мало ли что у людей на уме! Мало ли кто кого кем считает!

Мне показалось, что я их обхитрил.

Но они сказали:

– Мы не только считать будем. Мы всем расскажем, что ты трус. Трус, трус, трус!

Я сел на велосипед и стал разворачиваться. С третьего раза получилось.

– Ну, всё, поехали! – сказали они.

– Подождите, я хочу еще потренироваться, – сказал я.

– Да не надо! – сказали они. – Всё нормально, ты не трус.

Но я потом все равно стал тренироваться и очень хорошо научился ездить на велосипеде. И без рук, и со стаканом воды в руке, и даже – лежа животом на седле. Про это написано в рассказе «Мотогонки по отвесной стене».

Но на велосипеде с мотором я не катался, всю эту историю мой папа сочинил.

И я не видел, как в Парке культуры на мотоцикле мчалась по отвесной стене отважная артистка. Но такая артистка была, она много лет выступала с этим опасным номером в Парке культуры имени Горького, ее видел мой папа и, наверное, был с ней знаком. Потому что с ней дружили папины знакомые писатели и артисты. Одна компания. Артистку звали Наталья Андросова, она была праправнучка императора Николая Первого; так уж вышло, что она стала артисткой на мотоцикле…

Фонтан во дворе не работал. Он был небольшой и круглый. Посередине была статуя голого маленького мальчика, который держал в руках здоровенную рыбу. У рыбы изо рта торчала железная трубка – наверное, когда-то давно из этой трубки брызгала вода. Но сейчас никакой воды не было. Внутри фонтана был песок, малышня там лепила куличи.

Я уже говорил (когда рассказывал про нашу квартиру), что это был «правительственный дом». В нем в огромных квартирах жили министры, маршалы и всякое другое начальство. Эти квартиры парадными дверями выходили на парадную лестницу, с малиновыми дорожками, которые были пришпилены к мраморным ступеням латунными прутками с шариками на концах, а кухней выходили на черную лестницу без лифта.