— Греция искала истину, а нашла независимость искусства и духа, — ответил Сервантес. — Она также научила человека не пресмыкаться перед тиранами.

Дон Хуан внимательно посмотрел на собеседника, сел на камень и жестом предложил ему сделать то же самое.

— Склад вашего ума похож на мой, — произнес он после короткого молчания. — Думаю, мне с вами будет приятно беседовать в дальнейшем.

Голос дона Хуана звучал чарующе. В нем отражался его характер. Он был ласковым и обаятельным, когда его обладатель разговаривал с женщинами и симпатичными ему людьми. И он же бывал жестким и повелительным, когда нужно было внушить кому-то повиновение.

— Но перейдем к делу, дон Мигель. Вы потеряли руку и конечно же должны распрощаться с военной службой. Я у вас в долгу и возвращаю его. Вот конверт. В нем письмо моему венценосному брату с просьбой содействовать вашей карьере в Испании.

Дон Хуан протянул Сервантесу конверт. Сервантес с поклоном взял его и сказал:

— Вы очень добры ко мне, Ваше Высочество. Но я не хочу покидать армию, пока вы ею командуете и творите историю. Я ведь потерял только часть левой руки. К ней можно привязать щит. А правая, слава Пречистой Деве, может держать меч, как и раньше, и он еще послужит вам.

— Не мне, а нашей святой вере, — поправил его дон Хуан. — Вот когда я стану королем, а я им обязательно стану, то призову вас к себе на службу.

* * *

Время шло, а союзники ни на шаг не продвинулись к своим целям. Правда, дон Хуан со всеми своими силами попытался навязать морское сражение громадному, с иголочки новенькому турецкому флоту, которым теперь командовал Улуг-Али, возведенный султаном Селимом за свое удачное бегство в звание капудан-паши. Со своими двумястами галерами новый капудан-паша расположился в Наваринской бухте под защитой мощных береговых батарей.

Дон Хуан со своей эскадрой блокировал ее и стал ждать выхода турецкого флота. Он был уверен, что устроит туркам новое Лепанто. Но хитрый Улуг-Али не доставил ему такого удовольствия, и все кончилось тем, что флот Священной лиги разбежался по своим базам, так ничего и не добившись. Да и сама лига вскоре распалась. Бывший ее душой папа Пий V умер, а никчемная венецианская сеньория отказалась от войны до победного конца и сочла за лучшее заключить с султаном сепаратный мир. Причем сделано это было втайне от союзников. Кипр, бывший яблоком раздора, и другие отнятые у венецианцев владения остались за турками, а кроме того, Венеция заплатила султану триста тысяч дукатов контрибуции.

Так началось падение когда-то могущественной морской республики. Правящие Венецией прижимистые купцы хорошо разбирались только в торговле и заботились лишь о выгодах текущего момента. Они не обладали ни искусством, ни энергией, необходимыми для успешного ведения войны.

Испания же войну продолжала, но уже не на Востоке, а в Африке, где для того чтобы уничтожить осиные гнезда пиратства, нужно было завоевать Тунис и Алжир.

— Сначала захватим Тунис, а укрепившись в нем, совершим победоносный поход на Алжир. Вся Северная Африка станет нашей, — предложил тогда еще живому папе Пию V дон Хуан. Папа с радостью согласился.

«Надо преобразовать Тунис в христианское королевство, а королем поставить нашего славного дона Хуана», — написал он Филиппу. Но испанского монарха это предложение отнюдь не обрадовало. Он уже давно относился к заносчивому сводному брату с подозрением. Прежде всего Филипп отдал предусмотрительное распоряжение по своим канцеляриям, чтобы при переписке никто не именовал дона Хуана Австрийского «высочеством», а только «превосходительством». Это был болезненный удар по самолюбию принца. Но король Филипп знал, что делает. Ведь его сводный брат являлся фактически наследником престола. После смерти дона Карлоса у Филиппа других наследников не было. Расчищать братцу-бастарду дорогу к испанской короне Филипп не желал.

У него был свой план, как обезвредить дона Хуана, оставаясь в рамках приличия. Однако необходимости спешить с этим король пока не видел и до поры до времени продолжал использовать славу и таланты брата в своих интересах.

Он дал согласие на тунисскую операцию, и дон Хуан вместе со всем своим флотом отправился из Мессины в Тунис.

7 октября 1573 года войска дона Хуана высадились на тунисском берегу. Тунис и Бизерта были взяты без единого выстрела — их берберийские гарнизоны ушли без боя. Вся операция продлилась меньше недели. Принц стал обустраиваться на земле, где намеревался создать свое королевство.

Ведь сам папа пожаловал королевский титул победителю при Лепанто. Вот только королевства не было. Теперь он создаст его здесь, на том самом месте, где когда-то находился Карфаген, так долго и не без успеха боровшийся с Римом за власть над миром. Он верил, что его королевство превзойдет Карфаген в славе и величии. Ведь до сих пор фортуна была неизменно милостива к нему. Он не ведал неудач, не знал поражений. Правда, король Филипп в последнее время портил ему жизнь, как только мог, изводил мелочными инструкциями и придирками, не упускал ни единой возможности его унизить. Нелегко будет убедить венценосного братца признать за ним королевский титул. Но дон Хуан был самоуверен и полон надежд. А между тем его звезда уже закатывалась.

Он начал с того, что укрепил стратегически важную крепость Голету и разместил там небольшой, но сильный гарнизон под командованием своего преданного соратника Педро Портокаррдеро. Не успел дон Хуан освоиться на новом месте и наметить план дальнейших действий, как пришла депеша из Эскориала. Король велел дон Хуану отправиться в Неаполь и там ждать дальнейших распоряжений.

Делать было нечего. С нелегким сердцем стал он готовиться к поездке в Неаполь, хотя, конечно, не мог предвидеть, что никогда больше в Тунис не вернется. Впрочем, у него еще теплилась надежда, что братец Филипп уступит настоятельным просьбам папы и признает за ним титул короля Туниса.

Последний свой вечер в Тунисе он провел в обществе Сервантеса. Они стояли на холме, усыпанном обломками щебня и мрамора. Внизу на море была легкая зыбь, и до них доносился мерный рокот волн. Была середина осени. Дул прохладный ветер. Солнце уже село, и сумерки медленно вступали в свои права.

— Этот холм называется Бирса, — нарушил молчание Сервантес. — «Бычья шкура» на финикийском.

— Я хорошо знаю историю Пунических войн, но про Бирсу не слышал. Это название что-нибудь значит? — спросил дон Хуан.

— Да. Оно связано с основанием Карфагена. Этот город возник благодаря Элиссе, вдове финикийского царя Сихея (в римской традиции Дидона). Вдовой Дидону сделал ее родной брат Пигмалион, зарезавший Сихея прямо у алтаря сразу после бракосочетания. Пигмалион объявил себя царем Тира, а Дидона, спасая свою жизнь, бежала вместе со своими приближенными в Северную Африку. Здесь в те времена существовало Нумидийское царство. Вот она и попросила местного царя продать ей немного земли для поселения. Царь отказал — он, мол, не торгует землей родины. Но Дидона не отступилась. «Продай хотя бы клочок земли размером со шкуру одного быка», — продолжала она упрашивать. Царю не хотелось прослыть негостеприимным. К тому же трудно отказать красивой женщине в такой пустяковой просьбе. Подумав, он согласился на необычайную сделку, считая, что в любом случае не велика будет потеря. Ну и, конечно, ему было любопытно, что будет делать финикийская царица с таким, на его взгляд, бесполезным приобретением. Но Дидона славилась не только красотой, но и умом. Она приказала забить самого большого быка, какого только можно было найти, разрезала его шкуру на очень узкие полоски и обнесла ими весь этот холм. И конечно же, царь, покоренный умом финикийки, дал ей то, что она просила. Нестандартное мышление и тогда ценилось высоко. Вот на этом месте, на холме Бирса, где мы сейчас стоим, и был впоследствии построен Карфаген.