– Стало быть, Тридцать Первый, ты опять напророчил насчет вмешательства извне… У меня тоже подобные мысли вертелись. Как им не вертеться, если данные в воздухе витают и на голову давят? Но я был склонен, признаюсь, обратить взор к Ирану. Мы слишком привыкли с ним мало считаться и относиться к нему больше как к партнеру, а это далеко не всегда так. Иран был и остается государством «себе на уме». Там, правда, спецслужбы не сильные, хотя и лишены комплексов, точно так же, как МОССАД, и могут позволить себе действовать в любом направлении. Кроме того, не стоит забывать, что любой иноверец для них враг, невзирая на все тонкости и добрые вроде бы отношения в политических вопросах. А оказывается, здесь китайцы объявились… Кстати, о них я тоже что-то слышал. Правда, не заинтересовался, поскольку меня это, как я тогда думал, мало касалось. Но я наведу справки. Хорошо, что ты сумел проверить трубку. Опять твоя интуиция сработала – вовремя и к месту. С китайским вопросом мы разберемся, данные я запрошу; если что будет, тебе сообщу. Теперь о насущном и сегодняшнем. Я твоего звонка с докладом ждал. Как первый полет? Отлетал уже или еще только думаешь?

– Полет, товарищ генерал, только что завершился. Испытательный. Машиной доволен. Напарником – тоже, и даже в большей степени, чем машиной. С управлением справляется на «отлично», хотя раньше летал только на простых дельтапланах. Теперь смело можем отправляться на поиски. Дублер у меня стопроцентно есть, и я за него спокоен.

Генерал что-то промычал в трубку – наверное, одобрил – и высказал естественное опасение:

– Я тут вот что надумал… И офицеры комитета со мной согласны. Мотодельтаплан с земли заметить легче, чем с мотодельтаплана рассмотреть кого-то внизу. Потому полеты твои будут опасными. Подстрелить могут. И потому…

Я позволил себе забыть о субординации и прервать заботливого советчика.

– Мы, товарищ генерал, бронировали машину. Усилили корпус «тележки» снизу бронежилетами «шестого» класса. Значит, даже пулемета можем не сильно опасаться. Если, конечно, пулемет не крупнокалиберный зенитный. Но я сомневаюсь, что у бандитов могут быть такие. Они бронетехникой не обеспечены, а на руках такие пулеметы таскать… сами понимаете. Правда, нам, видимо, придется во время полетов от бронежилетов отказаться. В воздухе имеет значение собственный вес экипажа. Думаю, если мы полетим без бронежилетов, то сумеем добиться выигрыша в скорости и маневренности.

– Значит, себя обезопасили не полностью?

Непонятно было, заботится генерал больше обо мне и капитане Волоколамове или об успешном завершении операции, но это и не имело решающего значения. Наша безопасность автоматически продолжала операцию, а наша гибель автоматически ее тормозила, причем, скорее всего, существенно.

– Да, не полностью. На сто процентов этого добиться пока невозможно. Если лететь, предположим, по ущелью, можно опасаться выстрела сбоку, со склонов. Но такого следовало бы ждать где-то в Чечне или в Ингушетии, где горы лесистые. Здесь же голые горы, скалы, и человеку спрятаться там трудно. Противника будем высматривать. Но сбоку мы не прикрыты, прекрасно это осознаем и подставляться не намерены. То же самое на вираже. В этом случае мы невольно подставляемся под точный выстрел, и избежать этого невозможно, поскольку ущелья кривые и виражей выполнять придется много. Но, опять же, будем лучше смотреть. Значительную часть полета мы планируем проводить в планирующем режиме. А скорость в таком режиме невысока. Значит, стрелять в нас можно даже не самому крутому снайперу. Но это, как говорится, издержки производства. Справимся. А выстрел в нашу сторону будет автоматически означать, что мы на верном пути поиска. Таким выстрелом бандиты себя выдадут. Хотя лучше бы, конечно, определять их местоположение заранее…

Я осторожно начал стандартную операцию под кодовым названием «Попрошайка». Генерал не сразу понял мои намерения, и лучше будет, если он их вообще не поймет.

– Нужно было сделать более основательное бронирование, – строго сказал генерал, не понимая, что в условиях, грубо говоря, художественной самодеятельности качественно бронировать легкую машину – и при этом не потерять летную способность – практически невозможно.

– Мы сделали все возможное, товарищ генерал, не переживайте. Жить, как это ни странно звучит, мы тоже иногда хотим. Но исходить следует из того, что дельталет вообще не предназначен для боевых действий. Может быть, и существуют в природе настоящие боевые дельталеты… не знаю, я об этом не слышал. Однако мы находимся в зоне боевых действий, следовательно, совсем избежать риска не можем. Даже на земле. А в воздухе – тем более, потому что там нас видно лучше и спрятаться нам некуда. И потому будем удовлетворяться тем, что у нас есть. Я планирую завтра в первой половине дня навестить предполагаемый район полетов простого дельтаплана. Разведка, короче. Там, на месте, сумею оценить ситуацию визуально и высмотрю опасные с точки зрения возможного обстрела места. Повезет – и дельтаплан увидим. Он наверняка продолжает полеты.

– Ты думаешь, они готовят новую акцию?

– Для чего-то же он летал в разное время и в разные дни… В том числе и после акции на дороге, когда погибли люди. Посторонние дважды фиксировали такие полеты. А сколько их осталось незафиксированными, мы и предположить не можем. Может быть, Гамид Баталович – если это, конечно, именно он летает – просто жить не может без неба? Хотя наши данные говорят о противоположном – о том, что он отошел от дельтапланеризма… Об этом тоже стоит всерьез задуматься.

– Тогда для чего он может летать? – Генерал спрашивал так, словно у меня уже должен быть готов категоричный ответ.

– Я предполагаю, что это патрульные полеты. По крайней мере, в большинстве своем. Бандиты, или кто там они есть на самом деле, контролируют подходы и тропы к своей основной базе. Причем подходы в основном дальние, чтобы иметь время полностью свернуться и уйти, если возникнет какая-то опасность. Ее они очень желают избежать – видимо, есть что прятать. Пеший проход через горы занимает много времени, и дельтапланерист сумеет проконтролировать приближение любой группы даже за пару дней. Горы там малопроходимые, и приоритетные направления движения определить нетрудно. Следовательно, они имеют возможность просчитать, в их сторону движется группа или же куда-то еще. Могут выслать засаду, могут уйти в зависимости от численности и возможностей своих и чужих сил.

Часть своих соображений я формулировал на ходу, превращая смутные опасения в доводы.

– А ты, Тридцать Первый, не думаешь, что они уже эту опасность почувствовали вполне конкретно? Они знают о наших поисках Гамида Абдурагимова; они знают, возможно, что у нас есть дельталет, – и всеми доступными способами пытаются помешать нам. Убийство и попытка убийства в Москве, убийство здесь. Они отодвигают нас от чего-то. Резко и без компромиссов. В Москве – это понятно, от информации о Гамиде. А что здесь? Какое отношение к ним имел бригадир рабочих комендатуры? Почему его требовалось убивать? Ведь любой человек понимает, что убийство – это крайний случай, необходимость. Какая у них была необходимость?