— Мадемуазель Орешкина, — голос зазвучал мягко, будто подтаявшее масло. — Кто на вас напал и возможно угрожал, что вы постарались скрыть факт нападения?

— Н-никто, я с-сам-ма…

— Я. Спросил. Кто? — он ухватился за спинку кровати так, что аж побелели костяшки пальцев. — Мадемуазель Орешкина, у меня на руках сейчас экспертное заключение, в котором чёрным по белому написано — вас избивали. В свете последних событий… Кто? — в голосе прозвучало почти не прикрытое бешенство. — Или вы немедленно даёте показания, или… Я вас просто исключу как куратор, без права на восстановление, причём не только в Аконской академии, но и в любом более-менее приличном учебном заведении всей Книги миров. Мне трупы, — процедил он, не нужны. Идиотка ты безмозглая. И попечительскому совету трупы тоже не нужны, хватит с нас и одного визита следователей.

— Мишка! — просипела я, но больше от страха, нежели от его реальных действий, прижатая его навалившимся телом, пронизанная этим бешеным взглядом.

— Точнее. Назовите имя полностью.

— Михаил Самохин, мой сокурсник…

— «Красную мельницу» вы покинули вдвоём, но домой вы вернулись одна. Вы не встречались потом отдельно, и из общежития не уходили. Инцидент случился?..

— По дороге, в кэбе, он по пьяни начал меня ревновать! Да вы и сами всё знаете, зачем спрашиваете?!

— Благодарю вас, мадемуазель Орешкина, — из Дюрана будто бы разом выпустили весь гнев. Передо мной стоял привычно-невозмутимый декан. — Ваше заявление официально зафиксировано мной как вашим куратором и деканом факультета, — он показал перстень на руке, камень в нём светился слабым фиолетовым цветом. Что-то вроде диктофона? — Отдыхайте, Елизавета. Можете больше не бояться, отныне вы под защитой Академии. И зря вы столько терпели. Давно надо было дать этому делу официальный ход, не дожидаясь подобных эксцессов. Отдыхайте и набирайтесь сил.

Дюран провёл рукой, какой-то магией расправляя мои спутанные волосы, осторожно поправил распахнувшуюся пижамную блузку, и заботливо подоткнул одеяло. Убрал полог и вышел вместе с врачами. А вместе с ним ушла и моя учёба. Я заревела в подушку. Ведь сама виновата. Сама рассказала, точнее, повелась на манипуляции. Декан давно знал о нашем мошенничестве с учёбой, и про то, что Мишка руки распускает, тоже знал. Не зря же делал все эти намёки последние дни? Ему нужно было моё заявление, вот он его и выманил. Всё, всё рассчитал, гад эдакий! Даже вчерашний танец, чтобы у Мишки ревность вскипела, тоже наверняка как по нотам разыграл. Мишку отмажут, с его-то деньгами не впервой. Ну а за меня никто за меня не вступится. Да и как я посмотрю в глаза своей семье? Хоть я и злилась до сих пор на мать с отцом, но Самохин-старший их теперь со свету сживёт. Что будет с моими сестрёнками-братишками вообще думать не хочу, и ведь они-то совсем не виноваты.

Истерила я непонятно сколько, затем уснула. Проснулась от того, что зашла медсестра, сделала непонятные мне процедуры и заставила поесть. Видимо, в чашку подлили снотворное — сразу как она ушла, я уснула. Следующие несколько дней меня явно держали в каком-то искусственном сне, потому что я почти ничего не запомнила. Лишь раз ненадолго вернулась в реальность, поскольку за дверью палаты раздались голоса. Надо же, меня пришли навестить. Ульрика. И Базиль — единственный, между прочим, из нашей группы заинтересовавшийся моим внезапным «обморокопадением». Интересно, а если бы заглянул Мишка? Как бы я его встретила? Додумать не смогла, меня опять сморил сон, только в этот раз это был липкий, бесформенный кошмар.

Как же это тяжело, стоять рядом и не иметь шанса прикоснуться… Вот уж не думал, что у меня к кому-то будет подобное чувство… К кому? К безродной девчонке и чужачке. Самой обыкновенной, магии в ней ноль без палочки, нет и древней крови. Чем, чем ты привлекла меня? Невеликим росточком? Тщедушным тельцем? Копной светлых волос до талии? Стоило один раз увидеть тебя, как я понял, что мой мир изменился. Моя маленькая вселенная заискрилась, перевернулась, и опрокинулась прямиком к Безумному!

Сколько намёков я делал? Сколько попыток прикоснуться, невзначай дотронуться, вдохнуть твой волшебный аромат! Но всё напрасно. Ты не замечаешь меня. Или хуже, ты играешь? Я для тебя всего-то один из многих вокруг. Твой взгляд я ловил как последнюю каплю в пустыне… О, как бы много я отдал, если бы ты смотрела на меня почаще, но увы, все твои взгляды, улыбки и остальное доставались другому, тому, кто этого не капли не ценил. Он над тобой, в тайне уже моей, излюбленной и обласканной, насмехался. И это меня приводит в бешенство и вымораживет рассудок. Я без тебя не могу. Я стал искать помощи, даже если моя семья проклянёт меня. Вышел на того, кто обещал помочь. Но ритуал тоску притушил лишь на то время. Обряд подействовал, но ненадолго, и теперь… я снова чувствую эту мучительную жажду, только сильнее. Намного сильнее. Но скоро ты будешь моей и только моей!

Проснулась я в холодном поту, до того дикое безумие и кровавая похоть захлестнули меня в этом сне. Так и захотелось сплюнуть через плечо — чур меня. Да уж, испугал меня Дюран по полной. Стоило заглянуть Базилю, как в памяти ожили воспоминания насчёт вечеринки, и как там моего сокурсника тоже прессовал куратор… И сразу кошмары обеспечены. И сразу же провалилась обратно в наведённый сон, а уж что мне там привиделось, я к счастью больше не запоминала.

Очнулась я с ясной головой, физически абсолютно здоровой и с мыслью — больше не хочу спать, поэтому никаких лекарств и прочих снотворных. От жажды помру, но пить не буду. Уже через полчаса оказалось — лежать в лазарете очень скучно, а в дальней отдельной персональной комнате, куда меня определили от посторонних глаз подальше, и того скучнее. Окно не открывалось, это я проверила первым делом, плюс на нём весела какая-то завеса: свет пропускает, но всё, что происходит на улице, размазывает, превращает в картину галлюцинирующего импрессиониста. Даже если бы сейчас вломился Мишка со своим отцом и оба потребовали моей крови, наверное, меня обрадовало бы больше, чем безделье. Я пыталась просто лежать, лежать, стараясь делать это безразлично, изображая буддийского монаха в состоянии нирваны. Дальше, рискуя получить ручкой в ухо, присела около двери и приложилась к замочной скважине. Подглядывать нельзя — так послушаю, хотя к сплетням и чужим тайнам никогда интереса не проявляла. Вскоре и это надоело. Какой-то первокурсник с факультета маго-ботаники сдуру чего-то сожрал в университетской оранжерее, отчего у парня