— Поэтому нам нужно вызволить ее оттуда. Как можно скорее.

— Да, сэр. — «И не только как можно скорее. Но еще и живой». — Надеюсь, вы расскажете мне, что там происходит. Потому что бостонская полиция мямлит что-то невразумительное.

— За эти годы вы не раз выручали меня, агент Дин. Я обещаю сделать все, что от меня зависит. — Он повернулся и жестом пригласил его пройти к большому кирпичному камину, напротив которого теснилась мягкая мебель. — Возможно, господин Силвер сможет помочь.

Только сейчас Габриэль заметил мужчину, который так тихо сидел в кожаном кресле, что его можно было и не увидеть. Мужчина встал, оказавшись необычайно высоким, с редеющими темными волосами и добрыми глазами за стеклами профессорских очков.

— Наконец-то вы встретились, — сказал Конвей. — Это Дэвид Силвер, заместитель директора Национального совета по разведке. Он только что прилетел из Вашингтона.

«Вот так сюрприз», — подумал Габриэль, пожимая руку Дэвиду Силверу. Директор Национального совета по разведке — ключевая фигура кабинета министров, контролирующая все разведывательные службы страны, начиная от Федерального бюро расследований и Службы военной разведки и заканчивая Центральным разведывательным управлением. А Дэвид Силвер был его заместителем.

— Как только нам стало известно о случившемся, — сказал Силвер, — господин Уинн, директор, попросил меня вылететь на место. В Белом доме полагают, что это не простой захват заложников.

— Если захват заложников вообще можно назвать «простым», — добавил Конвей.

— Мы уже установили прямую связь с комиссаром полиции, — сказал Силвер. — И внимательно следим за тем, как продвигается расследование. Но сенатор Конвей говорит, что у вас есть дополнительная информация, которая может иметь решающее значение в данной ситуации.

Конвей жестом указал на диван.

— Давайте присядем. Нам предстоит долгий разговор.

— Вы сказали, что не считаете эту ситуацию обычным захватом заложников, — начал Габриэль, расположившись на диване. — Я тоже так думаю. И не только потому, что моя жена оказалась в заложниках.

— И что вам кажется необычным?

— А разве так часто террористы бывают женщинами и к ним присоединяются вооруженные сообщники? Разве часто они передают в эфир закодированные сообщения?

— Это как раз и вызвало обеспокоенность господина Уинна, — сказал Силвер. — Кроме того, есть еще одна деталь, которая нас настораживает. Должен признаться, я и сам не придал ей значения, когда впервые прослушал запись.

— Какую запись?

— Звонка на радиостанцию. Мы попросили лингвиста из военной разведки проанализировать ее речь. Грамматика была идеальной, даже чересчур. Ни пропуска звуков, ни сленга. Совершенно очевидно, что женщина не американка и родилась за границей.

— Переговорщик из бостонской полиции тоже пришел к такому выводу.

— Это нас особенно беспокоит. Если внимательно прослушать то, что она сказала, в частности, фразу «жребий брошен», — можно уловить акцент. Он явно присутствует. Возможно, русский, украинский или еще какой-то восточноевропейский язык. Трудно точно установить ее национальность, но акцент славянский.

— Вот что вызывает тревогу у Белого дома, — подытожил Конвей.

Габриэль нахмурился.

— Они предполагают террористическую атаку?

— Если конкретно, со стороны Чечни, — сказал Силвер. — Мы не знаем, кто эта женщина и как она попала в нашу страну. Нам известно, что чеченцы часто используют женщин для проведения терактов. В Москве при захвате театрального центра несколько женщин были обвязаны поясами смертниц. Несколько лет назад на юге России в воздухе взорвались два пассажирских самолета, летевших из Москвы. Мы полагаем, оба взрыва были осуществлены пассажирками-террористками. В общем, чеченские террористы, как правило, используют в своих атаках женщин. И этого больше всего опасается директор Национального совета по разведке. Поскольку мы имеем дело с людьми, которые не заинтересованы в переговорах. Они готовы умереть, устроив из этого представление.

— Но Чечня конфликтует с Москвой. А не с нами.

— Террористическая война глобальна. Именно с этой целью и был создан Национальный совет по разведке — чтобы не допустить повторения одиннадцатого сентября. Наша задача — координировать работу всех разведок, исключить всякие противоречия, что не редкость. Отныне никакого соперничества, никакой конкуренции. Теперь мы все в одной упряжке. И наше общее мнение заключается в том, что Бостонская гавань — соблазнительная мишень для террористов. Они могут поставить своей задачей поджог нефтехранилищ или танкера. Одна моторка, груженная взрывчаткой, может вызвать катастрофу. — Он помолчал. — Эта женщина-террористка была найдена в воде, верно ведь?

— Я вижу, вы колеблетесь, агент Дин? — заметил Конвей. — Что вас беспокоит?

— Речь идет о женщине, которая случайно оказалась в этой ситуации. Вам известно, что ее сочли утопленницей и отправили в морг, а потом, когда она очнулась, перевезли в больницу?

— Да, — кивнул Силвер. — Это странная история.

— Она была одна…

— Но теперь она не одна. У нее есть сообщник.

— Это не похоже на заранее спланированную террористическую операцию.

— Мы и не говорим о том, что захват заложников был спланирован. Их поджимало время, и они были вынуждены действовать второпях. Возможно, все началось с несчастного случая. Предположим, она упала за борт во время переброски в страну. Очнулась в больнице, поняла, что ею заинтересуются власти, и запаниковала. Она могла быть всего лишь одним из щупалец осьминога, частью гораздо более грандиозной операции. Операции, которая сейчас и разворачивается.

— Джозеф Роук не русский. Он американец.

— Да, нам кое-что известно о Роуке из военного архива, — сказал Силвер.

— Вряд ли его можно назвать сторонником чеченцев.

— А вам известно, что господин Роук обучался обезвреживанию бомб и снарядов во время службы в армии?

— Да, но такое же обучение прошли сотни других солдат, которых нельзя отнести к террористам.

— В послужном списке господина Роука значатся и выходки антиобщественного характера. У него были дисциплинарные взыскания. Вы в курсе?

— Да, мне известно, что он был уволен из армии.

— За то, что ударил офицера, агент Дин. За систематическое неисполнение приказов. Там даже стоял вопрос о серьезном нарушении психики. Один из армейских психиатров поставил ему диагноз параноидальной шизофрении.

— Его лечили?

— Роук отказался от лечения. После увольнения из армии он ушел в подполье. Речь идет о человеке вроде Юнабомбера,[1]который изолировался от общества и в одиночестве лелеет свою извращенную злобу. Роук одержим идеей правительственных заговоров, манией преследования. Этот помешанный считает, что правительство плохо обращалось с ним. Он так забросал ФБР письмами, что на него завели специальное досье. — Силвер взял со столика папку и протянул ее Габриэлю. — Вот образец его творчества. Написано в июне две тысячи четвертого года.