Умом и совестью я понимал, что завещание следовало бы показать Ленцу. А мой инстинкт самосохранения настойчиво подсказывал мне необходимость избавиться от треклятого листка бумаги как можно скорее. Но даже в своем помраченном состоянии Лариби безгранично доверял мне и настоятельно просил сохранить секрет. Для него все остальные, включая и Ленца, были врагами. Я же не чувствовал себя готовым пойти на предательство.

Атмосфера закрытой лечебницы с ее строгими порядками оказывает поразительное влияние на моральные принципы. После нескольких недель пребывания в этих стенах начинаешь незаметно возвращаться к кодексу поведения, которого придерживался еще в начальной школе. Сотрудники заведения в твоем сознании приобретают черты придирчивых или равнодушных к тебе учителей, а пациентов ты приравниваешь к одноклассникам, объединенным общностью интересов. Отношения приобретают мальчишескую пылкость, а измена тому, кто тебе доверился, видится таким же смертным грехом, как ябедничание нормальному школьнику.

А потому в случае с завещанием Лариби мне не оставалось ничего, кроме как смириться со свалившимся на меня бременем и покорно нести его.

Не успел я прийти к этому решению в духе Горацио Элджера[4], как увидел в коридоре доктора Ленца собственной персоной. Он был одет для выхода на улицу, а в руке держал объемистый черный портфель.

Хотя значительная часть информации была доверена мне под честное слово, я знал много такого, чем мне ничто не мешало поделиться. И я с большой охотой ухватился за возможность поведать кое-что директору без посторонних ушей поблизости.

Его внушительная фигура с огромным чувством собственного достоинства несла себя к двери. Я поспешил вслед и почти заставил его себя заметить.

– Добрый день, доктор Ленц, – произнес я любезнейшим тоном.

Он вынужден был задержаться и с улыбкой покорно отозваться на приветствие.

– А, это вы, мистер Дулут. Рад видеть, что вы решили немного заняться спортом.

Я тоже улыбнулся.

– Не могли бы вы уделить мне немного времени?

Директор бросил едва уловимый взгляд на часы у себя на запястье.

– Разумеется, мистер Дулут. Но вот только вы до сих пор сильно разгорячены, и вам не следует стоять здесь на сквозняке. – Неподражаемо божественным жестом он указал на открытую дверь приемной для посетителей. – Давайте зайдем туда.

Он провел меня в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Его серые глаза смотрели на меня с добродушным спокойствием.

– Доктор Ленц, – я предпочел сразу перейти к сути дела. – Пару дней назад вы сказали, что я могу оказаться вам полезен. По вашим словам, вы ощущали, что в лечебнице действует некая подрывная, враждебная сила.

Его лицо слегка омрачилось.

– Да, я, конечно же, помню об этом, мистер Дулут.

– Так вот, мне удалось выяснить некоторые вещи, о которых, по моему мнению, вам следует знать. – Меня несколько сбивала с толку необходимость выдерживать его пристальный невозмутимый взгляд. – Похоже, мистеру Лариби действительно угрожает опасность. Каким-то образом вся цепочка безумных событий – даже смерть Фогарти – ведет к нему.

– Но почему у вас сложилось такое впечатление, мистер Дулут? – спросил он мягко.

И я поведал ему, не упомянув лишь о завещании, обо всех происшествиях, которые непосредственно касались финансового магната. О тиканье в его спальне и о том, как обнаружил потом в его кармане секундомер, о голосе брокера во время прогулки, о предупреждении духов, переданном через Фенвика, и о записке, которую мы с Геддесом нашли в его книге.

По мере того как я переходил от факта к факту, Ленц лишь кивал головой, не сводя при этом взгляда с моего лица. У меня возникло не слишком приятное ощущение, что его больше интересовала моя личная реакция на события, чем инциденты как таковые.

– Обо всем этом мне уже доложили, мистер Дулут, – сказал он, дослушав до конца. – Обо всем, кроме эпизода с запиской, найденной вами и Геддесом. Но меня это нисколько не удивляет. Мне показывали и другие подобные записки.

Само по себе его спокойствие поражало меня.

– Да, но как вы это можете объяснить?

– Мистер Дулут! На протяжении двадцати пяти лет я ежедневно, чтобы не сказать – ежечасно, сталкивался с вещами, которых не мог понять. И если вы полагаете, что все эти загадочные факты каким-то образом прямо связаны с ужасной смертью Фогарти, то чувствую необходимость сообщить вам, что я лично о них думаю. Мне представляется, что все случаи, о которых вы упомянули, могут иметь относительно простое объяснение. – Я был изумлен, что, видимо, отразилось у меня на лице, потому что он добавил с отечески покровительственной улыбкой: – Раз уж вы стали нашим доверенным лицом, мистер Дулут, я преподам вам элементарный урок психиатрии. Не в моих привычках нарушать врачебную этику, обсуждая своих пациентов, но обстоятельства действительно крайне необычные, а доктор Морено считает, что вы чрезмерно тревожитесь из-за всего этого. Учитывая ваше состояние, для меня важно избавить вас от повода для любых тревог.

Его слова вызвали у меня ощущения мальчишки, который с непозволительным упрямством пытается лезть в дела взрослых мужчин.

– Вы совершенно правы, мистер Дулут, когда утверждаете, что все эти предостережения кажутся направленными против Лариби, но вы забываете о другом человеке, фигурирующем в этой истории.

– Вы имеете в виду мисс Браш? – спросил я резко. – Ей тоже угрожает опасность?

Доктор Ленц погладил бороду, и я заметил в его глазах проблеск лукавства.

– Нет, мистер Дулут, я вообще не считаю, что опасность грозит кому бы то ни было. Однако упоминание о мисс Браш в этих сообщениях значительно упрощает нашу задачу как медиков. – Он снова выглядел совершенно серьезным. – Боюсь, что мистер Лариби в последнее время начал демонстрировать все симптомы шизофрении. А это всего лишь научный термин для обозначения раздвоения сознания. Раздвоения между реальностью и иллюзией. Подверженная иллюзиям часть его мозга говорит ему о том, что он женится на мисс Браш. Это безобидно и даже полезно, поскольку отвлекает его от мыслей о мнимых финансовых проблемах. Но вот здоровая и не лишившаяся здравого смысла часть сознания подсказывает ему, что молодые женщины опасны – они слишком охочи до его денег. И получается, что здоровая часть ума предостерегает его от собственных иллюзий. Он сам себе пишет записки, подсознательно вовлекая во все это других пациентов. Вполне вероятно, что он разговаривает сам с собой вслух, а такой человек, как мистер Фенвик, случайно услышав подобный монолог, способен воспринять его как предостережение от духов и сообщить об этом публично, замыкая тем самым порочный круг. Вы же не раз видели, мистер Дулут, что происходит, если бросить в воду камень. Начинают расходиться круги, вода не пребывает уже в прежнем спокойном состоянии. И многие из описанных вами вполне тривиальных происшествий, по моему мнению, имеют схожее происхождение.