— Из-за обвинений в твой адрес я не могу собрать всех членов Золотого круга Абидоса. Твое кресло будет пустовать до тех пор, пока не будет всенародно объявлено о твоей невиновности.

— Наихудшими из моих врагов станут слухи. Злые языки дадут себе волю! Да и враждебные настроения стражи не облегчат моей задачи. Да, теперь я вижу, против меня сработали не так уж и грубо… Видимо, ближайшими целями для Провозвестника станут теперь визирь, Сенанкх и Несмонту…

— Здоровье Хнум-Хотепа необратимым образом ухудшается, — произнес монарх.

— А как же доктор Гуа?

— На этот раз он признает себя побежденным…

И тут Сехотеп, такой оптимист по природе, дрогнул сердцем.

— Стало быть, на вас, Великий царь, нацелены все эти удары сил зла! Изолируя вас, устраняя из вашего окружения верных вам людей, дезорганизуя одну за другой службы государства, затрагивая даже целостность Золотого круга Абидоса, силы зла пытаются сделать уязвимым вас. Это не массированный удар, это не фронтальное наступление — это умеренная доза яда, убивающая медленно, но верно! Меня срочно следует заменить, так как репутация Дома царя должна оставаться незапятнанной. И нужно продолжить все уже начатые стройки.

— Я никого не стану заменять, — твердо сказал фараон. — И каждый останется на своем месте. Отправить тебя в отставку означало бы признать за тобой вину еще до того, как выскажется трибунал визиря. Поэтому все пойдет своим чередом, обычным путем, который предусматривается для каждого моего подданного.

— А если мою невиновность установить не сумеют? Если предположить, что частью стражи кто-то манипулирует и она обратится против меня?

— Будем следовать по справедливому пути Маат, и истина откроется.

Сехотеп вздрогнул. Злой ветер витал над его страной, угрожая смести и его, и все вокруг.

Но фараон неустрашимо смотрел вперед, готовясь к сражению, размах и ожесточенность которого испугали бы самого храброго воина.

Начальник специальной стражи Абидоса остановил Бину.

— Ты куда так спешишь?

Она улыбнулась.

— Как обычно, хочу взять еду в храме и отнести постоянным жрецам.

— Это ведь скучное занятие, правда?

— Я очень ценю то, чем занимаюсь, и не хотела бы потерять работу.

— В твоем возрасте — и такие речи! Если будешь доставлять удовольствие, то получишь место куда лучше!

— Я только стремлюсь приносить пользу.

— Ну-ну, не нужно меня разыгрывать! Мне очень хочется обыскать тебя и потрогать твое красивое тело.

— Зачем это?

— А ты не догадываешься? Такая красавица не может довольствоваться тем, что носит завтраки старым жрецам, все думы которых заняты ритуалами и символами, а кровь холодна как лед. Вот мне, например, кажется, что ты спешишь к любовнику. И учти, я занимаю такую должность, что имею право знать его имя!

— К сожалению, я тебя разочарую. Я ни к кому не спешу.

— Трудновато в это поверить, красотка! Но то, что ты хочешь скрыть от меня своего возлюбленного, я понимаю и ценю. И все же я должен знать все, что происходит в Абидосе.

— Как мне убедить тебя в том, что ты ошибаешься?

Начальник стражи Абидоса скрестил руки и окончательно загородил проход.

— Допустим… Но в этом случае ты обязательно рассчитываешь поскорее выйти замуж.

— О, я не спешу…

— Поверь мне! Только вот тебе мой совет: не спеши броситься в объятия какого-нибудь молокососа и посоветуйся сначала с опытным мужчиной.

— Например, с тобой?

— Почему бы и нет? Вокруг меня вертится немало симпатичных молодых женщин. Но я добр только с тобой.

Бина сделала вид, что эти слова ее растрогали.

— Я польщена. Но я получаю так мало, что вряд ли смогу быть достойна человека такого высокого положения, как ты.

— Разве некоторые высокопоставленные чиновники не женаты на девушках из народа?

Хорошенькая брюнетка опустила глаза.

— Своими словами ты смущаешь меня. Я не знаю, что и ответить.

Он погладил ее по плечу.

— Не спеши, моя милая. Мы еще успеем насладиться своим счастьем.

— Ты правда так считаешь?

— Верь мне, и я тебя не разочарую!

— А ты дашь мне время подумать?

Начальник стражи блаженно улыбнулся.

— Конечно, ты должна решить все сама. Надеюсь, что мне не придется ждать слишком долго.

Бина увернулась от его объятий и ушла, покачивая бедрами. Ситуация становилась неприятной. Ей не удастся бесконечно долго сдерживать этого любителя молоденьких девушек. Каждой из них он говорил то же самое. Но, быстро пресыщаясь, он постоянно менял их, вечером предлагая пожениться, а утром забывая о своих обещаниях.

Бина надеялась, что Провозвестник скоро положит этому конец. Когда он наконец начнет свою операцию в Абидосе, она своими руками убьет этого начальника стражи.

Четыре молодые акации, отравленные Провозвестником, больше не могли держать защиту, и силовое поле стало таким слабым, что не могло остановить злые силы. Когда Провозвестник пересекал его, он ощущал только слабые уколы булавками, что его немало позабавило.

Оставалась последняя защита Древа Жизни — четыре льва, чьи глаза никогда не закрывались. Эти неусыпные стражи испепелили бы каждого, кто попытался бы ранить акацию Осириса. Их гривы прикрывала ткань, символизирующая Великую землю. Именно она придавала львам опасную силу.

Провозвестник не решался ее коснуться. Пока он не убил Осириса, этот фетиш будет испускать опасную для него энергию.

Зато, превратив Бину в львицу-убийцу, он не страшился встречи с дикими зверями. Единственным уязвимым местом для него была стратегия наблюдения за акацией, и наблюдателей нужно было убрать.

У каждого льва-стража было свое выражение на морде. Провозвестник выбрал самого из них сурового — стража севера. С него он и начал. На его веки он нанес красноватую жидкость, в составе которой были порошок слоновой кости, нубийский песок, соль пустыни и кровь Бины. Провозвестник тщательно втирал состав в камень, чтобы субстанция хорошенько проникла вглубь и ослепила первого льва.

Трех других постигла та же судьба. Друг за другом закрыли свои глаза львы юга, востока и запада.

И вот уже клыки и когти зверей бесполезны, а стражи сведены до положения обычных камней.

Как носитель золотой таблички Икер провел утренний ритуал. Ему помогал Безволосый. Икер в его сопровождении проверил, как работают постоянные жрецы, потом они оба медитировали перед гробницей Осириса.