Диана наклонила голову вбок и искоса взглянула на него из-под края шляпки.

— А вы не задумывались над тем, что ваше ухаживание приведет к тому, что вашей популярности будет нанесен непоправимый вред?

Генри на минутку задумался, затем решительно, словно отметая напрочь подобную нелепость, тряхнул головой:

— Поверьте мне, этого никогда не произойдет. Да, пока не забыл, вам надо нанести визит одной из моих сестер в ближайшие день или два. Выбирайте, кто вам больше нравится, Оливия или Изабелла. Впрочем, я почти не сомневаюсь: кого вы бы ни выбрали, в любом случае вы увидите обеих.

Диана отбросила кончиком туфли камешек с тропинки.

— Похоже, семейство Уэстон берется предоставить мне не только кавалера, но также и подруг.

Не обращая внимания на раздражение в ее голосе, Генри продолжал:

— Я буду навещать вас все ближайшие дни плюс ваш ответный визит к моим сестрам, совместные прогулки, и скорее всего через неделю в столбцах светской хроники во всех газетах появятся сообщения о том, что я ухаживаю за вами.

— Не слишком ли вы высокого мнения о себе?

— Не о себе, а о вас. Я хочу вам сказать, — хитро улыбаясь, произнес он, — что моим сестрам, как Изабелле, так и Оливии, не терпится поговорить с вами.

— А им известно о нас, точнее, о нашем соглашении?

— В общих чертах. Они хотят удостовериться в честности ваших намерений, что вы не раните мою мужскую гордость и не разобьете моего сердца.

— Сомневаюсь, что я способна задеть хоть в малейшей степени вашу гордость, а насчет разбитых сердец мы с вами уже договорились, не так ли?

Генри машинально нежно провел пальцами по тыльной стороне ее ладони, ему хотелось успокоить ее, и только. От этой, по сути, невинной ласки у Дианы прервалось дыхание, она замерла на миг, а он, моментально заметив это, сразу вспомнил все, что случилось между ними вчера на балу. Как они подходили друг другу, как их тела слились в одно целое в объятиях. Какой опьяняющий аромат от нее исходил. Когда вчера ночью он спал со своей танцовщицей, в его воображении не раз возникали длинные стройные ноги Дианы, обхватывавшие его бедра. Он отдернул руку.

Она вопросительно посмотрела на него:

— Что случилось?

— Ничего. Просто мне захотелось узнать, который час. — Он сунул руку в карман для часов и только тогда вспомнил, что не носит часов.

Страсть опять овладела им.

Вчера вечером Генри принял это за случайность. Позже он спал с другой женщиной и не считал свое поведение чем-то предосудительным. Та страсть была чем-то обыденным, тогда как неожиданно возникшее чувство к Диане тревожило и волновало его. Но еще сильнее его взволновало неожиданное стеснение в груди, когда она сказала, что беспокоится, как бы его ухаживание не навредило сложившемуся о нем представлению как о дамском угоднике.

— Вы куда-то спешите? — спросила Диана.

— Нет. С чего вы взяли?

— Но вы же искали свои часы.

— Я хотел проверить, как долго мы с вами гуляем. Матушке вряд ли понравятся наши совместные прогулки, если ваша кожа покраснеет от солнца.

Диана отошла в тень на самый край аллеи и уставилась на растущие вдоль нее цветы.

— Вы напомнили ей о моем отце, — тихо и задумчиво заметила она. — Он также владеет конезаводом. Наверное, вы слышали о Суоллоусдейле-Грейндж. Там мы жили раньше, прежде…

Диана осеклась.

— Прежде чем ваши родители расстались. — Генри закончил за нее мысль.

— Верно. Отец очень похож на вас: он такой же высокий, симпатичный и очень обаятельный, никто не может сопротивляться его обаянию. Знаете, он работал наездником, а потом его взял к себе дедушка. Он ездил на континент с программой верховой езды. Его вольтижировка и конные трюки ничего, кроме страха за него, у моей матери не вызывали. — Диана на миг замялась. — Вопреки всем слухам о неверности, я вам клянусь, моя мать никогда ему не изменяла.

— Я верю вам, — спокойно и внушительно сказал Генри. Однако он понимал: как бы там ни было, но настроенное против леди Линнет светское общество считает ее виновной и никогда не изменит свою точку зрения, пусть даже она и дочь герцога.

— Я подумала, быть может, прошлым вечером… то, что произошло между нами… — Диана зарделась от смущения. — Одним словом, я не хочу, чтобы мое поведение каким-нибудь образом отразилось на репутации моей матери, — решительно закончила она.

Для того чтобы ее успокоить, Генри ласково взял ее за руку.

— Я не очень понял, что вы хотели этим сказать. Я готов обо всем забыть, только давайте устраним какие бы то ни было недоразумения, чтобы впредь ничего не вызывало у меня смутного раздражения. Признаюсь вам, что в таких делах мне хочется ясности. Мисс Мерриуэзер, прежде чем ответить на мой вопрос, обдумайте как можно лучше ваш ответ. Неужели вам стыдно от того, что вы целовались со мной?

Генри давно понял: в отличие от мужчин женщины, будучи более эмоциональными созданиями, способны переживать целую гамму чувств. Если он, целуя ее, слышал только голос плоти, то Дианой могли владеть и другие чувства, быстро чередуясь или накладываясь друг на друга. Но среди них он никак не ожидал встретить чувство стыда. Все женщины, которых он целовал, признавались в чем угодно, только не в этом. До того ли им было?!

Если бы Диана призналась, что она испытала шок или смущение, то он нисколько бы не удивился. Он скорее поверил бы, если бы ее смутила та страстность, с которой она ответила на его поцелуи. Между прочим, ее страстность захватила и его. Все это как-то плохо вязалось со стыдом, тем более стыд мог вызвать ощущение греховности, а если бы душа Дианы прониклась этим ощущением, то он мог бы потерять ее навсегда. Генри не собирался уступать Диану подобным условностям.

Она потупилась.

— Наверное, мне следовало бы устыдиться своего поведения. Я вела себя ужасно.

— Не ужаснее, чем я, — улыбнулся он. — Значит, вам не стыдно?

Диана вскинула на него глаза.

— Я утешаю себя одной мыслью: да, я не устояла против вашего колдовского обаяния, что ж тут удивительного, ведь вы соблазнили целую тьму женщин.

— Целую тьму? — Генри весело расхохотался. — Ну вы и скажете. Мне всего-то удалось соблазнить половину лондонских дам.

— Половину? — Глаза Дианы округлились от ужаса.

Он едва не поцеловал ее, как вдруг какое-то смутное движение в одном из окон дома, которое он случайно заметил, удержало его от подобной глупости. Он шутливо коснулся пальцем ее носа.

— Да ведь я дразню вас, Диана. Половину дам в Лондоне. Да ведь это геркулесова работа. Вы, наверное, перегрелись на солнце, иначе не поверили бы в такой бред.

— Скажите, почему вы иногда называете меня мисс Мерриуэзер, а иногда Дианой?