«неблагополучно отразившуюся на школьном деле»[248] и отменил карикатурное «расчленение» учебных заведений.

Мужская гимназия какое-то время использовалась под лазарет № 3, по другим сведениям – под хирургический военный госпиталь (возможно, это одно и то же)[249]. Конечно, здание пытались вернуть в образовательное ведомство. Завязалась борьба между просвещенцами и ревкомом. Еще в декабре 1920 года телеграммой в адрес председателя Крымревкома начальник Наробраза Роберт Уйска информировал о планах военных реквизировать здание под курсы красных командиров и подчеркивал, что это лишит учащихся помещений для занятий. В мае 1921 года было решено госпиталь немедленно перевести на дачу «Отдых», а в здании бывшей гимназии развернуть занятия – но не школьников. Весь квартал, уже частично занимаемый Особым отделом 46-й дивизии, определили передать полностью в распоряжение комкурсов, что и было выполнено[250]. Крымревком, опираясь на уже имеющийся приказ об освобождении зданий, принадлежавших ученым, учебным заведениям, культурно-просветительским обществам, всё же обязал местные ревкомы принять меры[251]. Это здание и по сей день используется под учебное заведение.

Бывшие училища и гимназии, с учительскими кадрами, лояльными к новой власти, стали основой формируемой советской системы образования. Следует подчеркнуть, что только благодаря большевистской беспрецедентно жесткой и последовательной политике ликвидации безграмотности, реализованной в кратчайшие сроки, страна стала практически поголовно грамотной.

Царское правительство не одно десятилетие пыталось решить проблему безграмотности, но закрыли ее большевики. В начале 1921 года совершенно неграмотными в Крыму были 48 процентов населения. Проведенный в Евпатории в июле 1921 года учет выявил 21,5 тысячи человек, не умеющих читать и писать на родном языке. Ничего удивительного: согласно первой всероссийской переписи населения, на 7 февраля 1897 года, в спокойное еще время, в городе грамотными были 37,17 процента жителей, в уезде и того меньше – 27,35 процента, а войны и революции не способствовали просвещению народа.

Ликвидация безграмотности началась на полуострове весной – летом 1921 года. Развернутая большевиками мощная идеологическая кампания по ликвидации безграмотности строилась на принципах, диаметрально противоположных тем, что были сформулированы на совещании директоров Одесского учебного округа в 1906 году. Тогда руководители учреждений образования рассуждали так: поскольку «ощущения потребности в образовании» у населения нет, то «обязательное образование в Таврической губернии преждевременно». Для достижения общедоступности обучения в Таврической губернии был установлен пятнадцатилетний срок[252]. Теперь же молодые командиры просветительского фронта действовали решительно, жестко, не стесняясь принуждения, и эта политика принималась населением, в том числе образованной его частью, поскольку давала возможность педагогическим трудом заработать продуктовую карточку.

И всё же важнее другое: образовательная политика большевиков легла на благодатную почву – мифологизированное сознание широких масс приняло европейскую идею просвещения, которое возвышает человека, способствует его продвижению вперед, обеспечивает достойную жизнь и успешную самореализацию, дает внутреннее ощущение свободы. Миф об образовании сыграл конструктивную роль – он дал надежду на лучшее будущее.

Имеются сведения, что даже Алиса Розенбаум, учащаяся советской школы II ступени, в течение некоторого времени обучала неграмотных красноармейцев читать, писать и считать. Алиса хорошо запомнила, как пришла на первое занятие, объятая ужасом и страхом. Но, к ее удивлению, эта работа ей понравилась. Понравились честность грубых мужчин, их желание научиться грамоте:

«Они относились ко мне – учительнице – с благоговением, и я чувствовала себя в безопасности среди них»[253].

Где именно преподавала Алиса, неизвестно. Специальные евпаторийские «школы красноармейцев» в январе 1921 года функционировали в бывшем доме Васильева на Свято-Николаевской улице, а также в расположении 1-го и 2-го батальонов 410-го полка[254]. Кроме того, вечерние школы были открыты при госпиталях и при караульной команде. Алиса могла также преподавать в классах Приморской санатории.

В январе 1921 года в Крыму ликбез был поставлен на государственную основу. Первоочередной задачей Крымской чрезвычайной комиссии по ликвидации неграмотности стало поголовное обучение грамоте членов профсоюзов в возрасте до тридцати пяти лет и сельского населения до двадцати пяти лет к 1 января 1922 года[255]. Желающие пополнить свои знания могли записываться в специальные школы для взрослых. В Евпатории это можно было сделать у учительницы М. И. Кандыкиной с 16 до 18 часов в доме Сарача на Пушкинской улице. Вопрос образования был так актуален, что внешкольный подотдел, занимающийся школами для взрослых, ежедневно принимал до двухсот посетителей[256]. С начала 1921 года при внешкольном подотделе Евпаторийского наробраза, а позже при Политпросвете на автономных началах функционировала чрезвычайная комиссия по борьбе с неграмотностью – Грамчека[257].

Согласно инструкции Грамчека, под «ликвидацией безграмотности» понималось «обучение неграмотных чтению, письму и счету»; посещение школы грамоты было объявлено обязательной трудовой повинностью. Для учеников таких школ на два часа сокращался рабочий день с сохранением заработной платы. Уклонявшихся от обучения в школах грамоты могли перевести на низшую категорию снабжения продовольствием и предать суду как трудовых дезертиров[258]. Вышестоящее крымское начальство в марте 1921 года определило размер почасовой оплаты учителей дифференцированно, в зависимости от города – например, в Евпатории она составляла 300 рублей[259].

К марту 1921 года в разных частях города регулярно работало уже шесть таких учреждений. В школьную сеть была включена даже вечерняя гимназия II ступени, дающей среднее образование. Началась работа по организации вечерней мусульманской школы. В Новой Слободке запланировали к тому же устроить клуб для взрослых. Подыскали помещения для двух красноармейских школ на 200–300 человек. При 2-м госпитале была также открыта школа для взрослых.

Открытие такого количества новых школ требовало дополнительных педагогических работников. На уездном съезде ревкома 14 декабря 1920 года руководитель Евпаторийского наробраза товарищ Уйска безапелляционно заявлял: «Для обучения неграмотных будут привлечены сотрудники в порядке трудовой повинности»[260]. Отдел народного образования Евпатории 2 декабря 1920 года через печатный орган ревкома «Известия» пригласил желающих работать в этих школах подавать заявления во внешкольный подотдел.

Эта информация об учительских вакансиях стала доступной Анне Борисовне Розенбаум, пришедшей по объявлению в отдел народного образования. Из анкеты, заполненной ею, как всеми служащими, следует, что она работала учительницей в вечерней школе для взрослых[261]. Таких школ, как уже сказано, в Евпатории было несколько; одна из них располагалась в здании бывшей женской гимназии, где в этот момент учились младшие девочки Розенбаум[262]. Возможно, именно здесь и преподавала их мать.

Еще в 1918 году, в Петрограде, Анна Борисовна стала членом союза врачей, а с 1920-го (по-видимому, с началом службы в евпаторийской системе образования) вступила в союз учителей города. На вопрос анкеты, к какой работе проявляет наклонность, она ответила: к педагогической. Отзыв о службе А. Б. Розенбаум в вечерней школе для