– Мартен, с тобой все в порядке?

– Твои анализы, Альбер! Результаты!

– Да?

– Я не могу поклясться, что это окончательно: никто не может сказать, заснули метастазы или полностью исчезли. Но, Альбер: больше ни одной раковой клетки в легких. Больше ничего – фьють! Один случай на тысячу, старина!

В моей голове – отрыв воздушного шара.

Ты ошибся, Шопенгауэр.

Я стискиваю Мартена, едва не задушив: после прошедших семидесяти восьми лет во мне еще немало сил.

Я пришел в себя не сразу, рывками. Сначала увидел, как вокруг моей койки кружится палата. Потом стены остановились. Окно было открыто, пели птицы. Какое-то время я пытался сообразить, где нахожусь, потом вспомнил.

Слегка приподнялся.

Поло, его мать, Алина: сидящие в ряд, словно луковицы на грядке.

– Эй! – воскликнул Поло. – Он глаза открыл!

– Том!

– Поло, – сказала Марилу, – сходи, предупреди медсестру.

Мне надо было собраться с мыслями.

– Пора бы уже, – продолжила Марилу. – Поло уже два дня делает домашние задания на коленках. Это не идеально.

– Простите, но почему вы здесь? – спросил я.

Она слегка смутилась. Вместо нее ответила Алина.

– В твоих жилах течет кровь Поло. Так что он поневоле хотел быть уверенным, что ты очнешься.

Э, э, потише. Минуточку. Кровь Поло? Поло и я? Его кровь в моих жилах? Его кровь в моей крови? Кто-нибудь мне может сказать больше?

Алина говорит, Марилу говорит, возвращается Поло и тоже говорит, медсестра говорит, они все довольны, поздравляют друг друга, и что же я узнаю из этой радостной какофонии?

– Ну, вы вернулись издалека, мсье. Сначала внутреннее кровотечение. Затем, уже на столе, во время операции у вас обнаружилась органическая аномалия – врожденный порок. Затаившийся, коварный: бомба замедленного действия. В общем, как бы то ни было, все это уж позади. Операция прошла успешно.

– Я очень рад, что вы живы, – заключил Поло.

О, Поло. Как бы я хотел тебя обнять. Но со всеми этими капельницами, трубками и проводами, с этим обессиленным телом… С этой дурацкой застенчивостью, которую я никогда не умел превозмочь.

– Так значит, мы с тобой теперь вроде как… а?

– Ну да, – сказал Поло. – Точно.

Наступило молчание. Марилу смотрела на Поло, который смотрел на меня. А я смотрел на Алину. Она улыбнулась.

– Нам пора расстаться… Теперь я знаю, что все будет хорошо.

– Ты вернешься?

– Нет, Том. Не вернусь.

Она наклоняется и целует меня в лоб. Объясняет: пора начать что-то другое, глава Либби закончена, а ты ее часть… Я только хотела попрощаться.

– А еще я взяла на себя смелость позвонить твоему компаньону. Это он предупредил твоего сына.

– Моего сына?

– Да, Натана. Он сразу же приехал. Красивый молодой человек, кстати, мои поздравления. Может, немного слишком чувствительный, но хороший. Впрочем, он скоро тут объявится. Поехал переодеться: две ночи подряд париться в одних и тех же шмотках – его можно понять.

– Он симпатичный, – уточнил Поло. – Просто супер.

В какой-то момент я подумал, что из-за лекарств, которые мне вкололи, мой мозг играет со мной шутки.

– Я не согласна с тобой, Алина, – сказала Марилу. – Насчет чувствительности. Будто раз ты мужчина, то не имеешь права поплакать в такой ситуации? Он ведь тревожился.

Натан? Ты был здесь? Ты плакал? Господи, но над чем, над кем?

Обрывки твоего детства подкатывают мне к горлу. Все мои обманы взрываются – прямо мне в лицо. Мои извинения, отговорки, жалкие оправдания.

«Мне жаль, Натан, в эту пятницу я тебя взять не смогу, но в следующие выходные – точно, клянусь».

«Алло, Натан, угадай, откуда я тебе звоню! Из самолета, да, Натан, я лечу! Представляешь, тут есть настоящий телефон! Сожалею насчет родительского собрания, но не беспокойся, твоя мать мне все рассказала».

«Натан, ты безумно обрадуешься, я везу тебе настоящую гитару из Нешвила, да, старик, твои приятели просто обалдеют, сам видишь, хотя я не смог вместе с тобой задувать свечки на торте, это не мешает мне думать о моем сыне!»

Сколько раз ты слышал слова «мне жаль» из моих уст? Сколько разочарований вынес? Я подкупал тебя. Пренебрегал тобой. Я портил тебя, только бы не видеть, какой я недостойный отец. Не способный воспитать тебя. Никогда меня не было там, где надо. Я оставил тебя расти в одиночестве, да еще имел наглость сваливать вину на тебя, когда ты вступил в трудный возраст. Хотя ты пытался сказать мне об этом. Показывал множеством способов. Ты старался выкарабкаться, а я топтал твои усилия. Смеялся над твоими начинаниями. Выдавал тебя за мелкого противного лоботряса. Меня устраивало представлять нашу историю таким образом. А пока ты спускался в ад, я упивался Либби или какой-нибудь другой и восхищался собой в роли суперпродюсера, который рядится в одежки интеллектуала.

Я очнулся от долгого сна, Натан. Ты меня разбудил. Ты примчался, как только узнал, что я в опасности. Спал и плакал рядом со мной. И не держал на меня зла за то, что я был так жалок. Если бы ты знал, как я сожалею. Я отдал бы что угодно, только бы исправить свои ошибки, да, и это тоже выглядит жалким, да? Понадобилось дожить до пятидесяти пяти, чтобы прийти к этому.

– А еще он молился, – шепнула Марилу. – Ты тоже молился?

Если Бог и в самом деле существует, хвала ему за то, что подвел меня так близко к смерти. За то, что даровал мне это воскрешение.

– На этот раз мне в самом деле пора: я ухожу, – объявила Алина. – Всем пока и удачи в дальнейшем.

– Пока, Алина, – сказала Марилу, целуя ее.

– Пока, Алина, – сказал Поло как эхо.

Кончиками пальцев она послала нам воздушный поцелуй.

Марилу взглянула на свои часики.

– Нам тоже надо идти. Мы ведь не рядом живем.

Поло положил учебник в рюкзак. Потом надел куртку и протянул мне руку. Как мужчина.

Я ее пожал.

– Пока, Том, до завтра?

– До завтра, Поло.

Когда они уже выходили в дверь, я его окликнул:

– Поло?

– Да?

– Будут трудности с упражнениями по математике, приноси. Математика или что-то другое.

Он широко улыбнулся, покидая палату. Я почувствовал, что температура у меня сразу поползла вверх.

– Должно быть, вы хороший человек, раз вокруг вас столько людей, – заявила медсестра, начиная процедуры.