– Сегодня нечасто такое встретишь, – заметил я, показывая на старичка.

– Но его вполне можно смотреть, – ответила Эви. – Не понимаю, почему я должна выбрасывать хорошую вещь?

Я кивнул.

– Мы можем посидеть здесь, на кухне, – предложила Эви, выдвигая стулья. – Хотите чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

На одной из полок стоял старый транзисторный приемник с выдвинутой антенной, настроенный, судя по доносящимся из него звукам, на волну местного радио.

– Итак, – начала хозяйка, – в прошлый раз вы представились работником домоуправления.

– Ничего подобного, – возразил я. – Я не отрицал, что я работник домоуправления, но и не утверждал этого. На самом деле я журналист. Нам сообщили, что ваш сосед торгует наркотиками, и я приходил навести справки. Оба мы знаем, что из этого вышло.

– Это была очень ласковая собака. – Глаза Эви наполнились слезами. – Я не выходила из дому без кусочка колбасы или конфетки, на случай если ее встречу.

Мимо по коридору прошел мужчина. Он помахал Эви рукой, увидев нас через незавешенное окно.

– Вы говорили, что Оскар не ходил мимо вашей квартиры, так? – (Она закивала.) – И вы, конечно, не видели тех, кто навестил его сегодня до того, как появился я?

– Нет, – вздохнула Эви. – Дверь Оскара ближе к лестнице, чем моя. Поэтому я не знаю, кто к нему ходит… или ходил, – поправилась она. Потом некоторое время помолчала и добавила: – Интересно, кому теперь достанется его квартира? Это ведь так важно – иметь хорошего соседа.

– А Оскар Хеландер был хорошим соседом?

– Он не мусорил и никому не мешал… Как вы думаете, что полиция сделает со второй его собакой?

– Думаю, они попытаются ее пристроить.

– Только бы не усыпили…

Рядом с транзистором лежала газета с кроссвордом и три авторучки. На шее Эви Карлссон по-прежнему висели очки на шнуре.

– Но даже если вы не видели, как Оскар выходил из дома, неужели вы никогда не разговаривали с ним?

– Иногда мы встречались в лифте, – задумчиво отвечала Эви. – Кстати, лифт работает?

Тут настала моя очередь качать головой.

– Сколько звонили – все бесполезно, – вздохнула Эви. – Не каждому ведь под силу спускаться и подниматься по лестнице. Я еще кое-как ковыляю, а как быть моей подруге, которая не встает с инвалидного кресла? Не можете поднять этот вопрос у себя в газете? Вы наверняка знаете того, кто там этим занимается.

– Посмотрю, что можно сделать, – пообещал я. – Расскажите мне об Оскаре. Какой он был?

– Оскар?

– Да.

– Очень молчаливый. Наверное, я больше разговаривала с его собаками, чем с ним.

– В газете написали, что он торговал из-под полы. Это так?

– Люди болтали разное, – пожала плечами Эви. – Не знаю… Мне он не мешал.

– Но мне точно известно, что у него был некий бизнес, – возразил я.

– Сейчас здесь бог знает что творится, – посетовала Эви. – А ведь какой был тихий район! Я живу здесь со времен постройки дома. С тех пор многое переменилось, особенно когда появились эти мотоциклисты…

– Вы видели их когда-нибудь?

– Нет. Но я слышу, когда они проезжают под окнами ночью. Уж очень много грохоту… Неужели нельзя потише?

– Не знаю, мне никогда не приходилось водить мотоцикл. Люди говорят, что Хеландер встречался с клиентами, когда выгуливал собак. Кроме того, что у него склад где-то в квартире. Но я там был и ничего не видел. В газете об этом также ничего не писали.

– Склад в подвале, – сказала Эви.

– Но… разве полиция не была там?

– Да, но у Оскара там особая каморка. Он занимал угол, как и все остальные, но, кроме того, арендовал и ее, я помню это точно.

– Точно?

– Да, мне говорил Свен-Йоста. Он уже умер, а раньше заведовал арендой этого дома, с самого его заселения. Теперь все вопросы решаются из Стокгольма.

Я взял мобильник Хеландера, открыл потайной кармашек на задней стороне и вытащил ключ:

– Кажется, вот этим мы сможем открыть его каморку. Проведете?

Эви кивнула.

Мы прошли мимо неработающего лифта и по лестнице спустились в подвал. За перегородками из проволочной сетки стояли обычного вида банки и коробки. Миновав десяток таких отделений, Эви наконец подвела меня к двери с висячим замком.

– Думаете, полиция сюда заглядывала? – спросил я.

– Не знаю, – пожала она плечами.

Ключ подошел, мы вместе шагнули в потайную каморку Хеландера, и я закрыл дверь.

На полу громоздились штабеля картонных коробок с пивом – шведским, датским, немецким, судя по этикеткам. А в маленьком холодильнике обнаружились пластиковые пакеты с тем, что хотел купить молодой человек по имени Тумпа.

– Я… я и не подозревала ни о чем таком… – прошептала потрясенная Эви Карлссон.

Она осматривала запасы Хеландера с выпученными от ужаса глазами.

Едва ли кто-нибудь из соседей Оскара догадывался, чем он занимался. Заказы делались по телефону. Потом Хеландер спускался в подвал за парой бутылок водки, пивом или упаковкой марихуаны и шел выгуливать собак.

И никаких оснований для подозрений.

Я снова обернул руку кепкой и принялся осматривать коробки. Поворачивал бутылки, подносил к свету пакетики с травкой. Не сразу попался мне на глаза коричневый конверт, спрятанный на одной из полок.

В нем оказались газетные вырезки.

Три статьи из разных изданий о драке в одном из кафе Бостада. Я пробежал их глазами. «Полиции так и не удалось выяснить, кто нанес мужчине смертельный удар в голову» – сообщалось в одной. Эта фраза была подчеркнута, а на полях напротив нее стояла едва заметная приписка: «Ха! Вот это как раз хорошо известно!» Очевидно, она была сделана рукой Оскара Хеландера.

Я задумался, стоит ли брать конверт с собой, и в конце концов решил оставить его на месте. Обо всем этом, конечно, стоило рассказать Эве Монссон. Если полиция начнет расследование, я буду считать свою миссию выполненной. Если же они не увидят связи между убийством Хеландера, дракой в Бостаде и Бьёркенстамом, мне придется действовать на свой страх и риск. Разумеется, я буду консультироваться с Эвой.

Я положил конверт на место и оглянулся на Эви Карлссон:

– Они вас допрашивали?

– Со мной беседовала женщина из полиции. Очень доброжелательная. Мы сидели с ней за кухонным столом, как с вами.

– И вы рассказали им об этом? – Я обвел руками склад.

– Нет, тогда я и не думала о подвале. Да и они ни о чем таком не спрашивали.

– А обо мне?