Любопытный эпизод приведен в мемуарах Петра Матвеевича Полуяна, в 1941 году участвовавшего в походе в Иран и прослужившего некоторое время в этой стране:

«Кто был в то время в Иране, должен помнить, как продавали часы на вес, как у нас сахар и муку. Полкилограмма стоят 5 туманов, по нашим деньгам примерно 15 рублей. Такие ручные часы были завезены из Англии и выпускались фирмой БОБА. Как стало известно позже, часы будут идти не более пяти дней. После чего они останавливаются, в ремонт их никто не берет. Можно закрывать глаза и выбрасывать на все четыре стороны. Это штамповка. Вот такой был простой обман иранцев со стороны богатой и передовой в то время капиталистической страны, как Англия».[152]

Вот эта фантастическая, совершенно невероятная для советского человека цена — 15 рублей за полкилограмма часов и навела одного из военных на мысль заняться спекуляцией ими после возвращения в Советский Союз:

«Воентехник Белозеров самовольно несколько раз уходил из расположения полка в Тебриз, приобретал себе отрезы, купил хромовые сапоги, купил 1 килограмм английских ручных часов БОБА. Жадность к иностранным вещам им полностью овладела. Он дошел до того, что начал выпрашивать у своих товарищей туманы под заем, приобретал иранские цветные шелковые халаты, накупил себе добра два иранских чемодана. Своими действиями он опозорил звание командира Красной армии, превратился в крохобора и куркуля. За недостойное поведение за границей ему в приказе полка было объявлено 10 суток гауптвахты, но так как гарнизонная гауптвахта была переполнена немецкими диверсантами, то свое наказание он отсидит, когда полк возвратится на Родину Но когда мы вернулись на Родину; история с Белозеровым в повседневных делах была забыта, и он свою мечту начал осуществлять. Когда мы возвратились в Махачкалу, ежедневно ходил на базар, сбывал часы по 1000–1200 рублей за штуку[153]

Разумеется, махачкалинские покупатели платили 1000–1200 рублей за часы, не подозревая о том, что они из себя на самом деле представляют. Там же, в Махачкале 1941 года, по воспоминаниям Полуяна, эвакуированные из Одессы джазисты организовали танцы. Цена за вход — 5 рублей.[154]Тоже любопытная деталь эпохи. Несколько сотен пар, ходивших потанцевать, приносили предприимчивым одесским музыкантам немалый доход. И деньги, которые требовались для этого любителю или любительнице танцев, — 5 рублей, небольшие. Дешевле этого — 3 рубля 50 копеек стоило официальное заключение брака в ЗАГСе[155]

Незаконные доходы могли приносить спекулянтам даже введенные в 1943 году погоны. Герой Советского Союза писатель Владимир Васильевич Карпов описал, как находящийся в отпуске в тылу офицер покупал повседневные погоны (у него были полевые, которые носили на фронте):

«— Дайте пару повседневных погон.

Девушка иронически улыбнулась:

— Чего захотели!

— А почему бы и нет?

— Если очень надо, идите к чистильщику обуви — вон на углу его будка, дядя Вазген его зовут. Он поможет.

Ромашкин подошел к низенькому толстому старичку, щеки его были утыканы жесткими белыми волосками, как патефонными иголками.

— Говорят, у вас можно погоны достать?

— Смотря кто говорит, — уклончиво ответил чистильщик.

— Мне продавщица в магазине посоветовала.

— Правильно сделала. — Он мельком взглянул на офицера. — Вам нужен третий размер. А вообще-то в полевых лучше, в любой очереди без очереди пропустят. Зачем вам золотые?

— Пофорсить хочется.

— Ну, пофорси. Плати двести пятьдесят рублей и форси.

— Сколько?

— Двести пятьдесят.

— Они же девятнадцать стоят.

— За такие деньги вон там. — Старик показал на военторг

— Но там их нет.

— Слушай, тебе погоны нужны, или ты поговорить со мной пришел?»[156]

Двести пятьдесят рублей при официальной цене в девятнадцать рублей — достаточно большая «накрутка» даже для советских спекулянтов времен Великой Отечественной.

Есть свидетельства и о других ценах — на оружие в советском тылу (разумеется, цены нелегальные). «В Грозном, еще по пути на фронт, ко мне, сидящему на первой платформе, подошел пожилой чеченец и сказал: «Солдат, продай автомат! Я тебе семьдесят пять тысяч дам!» Я послал его подальше», — вспоминал Ион Лазаревич Деген..[157]

Очень похожий эпизод есть и в воспоминаниях Исая Борисовича Стратиевского: «Держали нас на Кавказе до 14/5/1942, ночью подняли по тревоге, посадили в эшелоны и отправили в Краснодар. Смешно сказать, но местные нацмены, в основном чеченцы, узнали о нашей отправке на фронт за пару дней до нас. Они толпились у ворот части и предлагали продать автоматы, обещая за каждый по двадцать тысяч рублей и мешок чуреков» .[158]

Свои, особые цены складывались в республиках Закавказья. Переводчик Сталина Валентин Бережков описал, как, добираясь на Тегеранскую конференцию, он был поражен относительным продовольственным благополучием в столице Азербайджана:

«В Баку мы остались на ночь, а рано утром должны были вылететь в Тегеран. После пронизывающего холода в самолете было приятно принять горячую ванну. Побрившись, спустились в ресторан поужинать. Нас поразило, что тут без карточек можно было заказать закуски, шашлык и другие блюда, перечисленные в объемистом меню. Метрдотель объяснил, что транспортные трудности не позволяют вывезти из Закавказья производимые там продукты. Хранить их длительное время также невозможно — мало холодильников. Поэтому в ресторанах все выдается без карточек. Сравнительно недороги продукты и на колхозном рынке, так что население Закавказья не испытывает недостатка в питании» .[159]

Возможно, метрдотель по каким-то причинам и преувеличивал уровень местного благополучия, но о том, что в Закавказье нехватка продовольствия во время войны была, скажем так, менее ощутима, и рыночные цены на продукты были намного ниже, чем в других регионах, свидетельствовали многие очевидцы. Материально город снабжался хорошо, можно даже сказать — очень хорошо, особенно если знать, что творилось в других местах.