— Как обычно, — в сердцах сказал Матвеев, —эти штабисты совсем разучились работать, просто разленились.

— Так что там случилось? — уже не сдерживаясь,прошипел Сизов.

— Приезжает ваш коллега с Лубянки, — сказал,удивившись, генерал, — я думал, вам сообщили.

— Понятно, — он уже собирался класть трубку, нонеожиданно даже для самого себя вдруг спросил:

— А они сказали, кто именно приезжает?

— Да, — ответил Матвеев, — кажется, Дроздов.Алло, вы меня слышите?

Сизов осторожно положил трубку и закрыл глаза. ГенералДроздов был руководителем специального управления ПГУ КГБ СССР. В егокомпетенцию вполне могло входить расследование убийства Валентинова. Ведь онкурировал всех нелегалов и занимался специальными операциями за рубежом. Сизовопустил голову: неужели он так глупо провалился?

После отъезда Дроздова и Сапина он как-то успокоился. Какбудто их отъезд мог гарантировать успех всей операции. Крючков болезненноотносился к любым провалам своих разведчиков, как, впрочем, и любой другойруководитель спецслужбы во всем мире. Но если у другого еще могли бытькакие-нибудь интересы и хобби или просто увлечения, то у председателя КГБ небыло ничего, кроме работы. Ей он отдавал целиком всего себя и не мыслил другойжизни, кроме такой.

Он был добросовестным служакой в самом лучшем смысле этогослова.

Теперь, обдумывая детали операции, о которой доложил емуутром Шебаршин, он в который раз остро осознал как тяжело будет Юджину вГермании.

Ему придется не просто уходить от американцев, уже знающих,кто он такой, но и выйти на негодяев, которые убрали Валентинова. Никогда, ни уодного резидента, возвращающегося с Запада, не было столь трудного возвращения.И Крючков, сознавая это, в который раз спрашивал себя — все ли они правильносделали, решив поручить именно Юджину столь трудную задачу по проверкерезидентуры Валентинова?

Как профессионал он хорошо понимал необычность ситуации,когда нельзя было подобрать лучшей кандидатуры, чем Юджин, — человек смноголетним стажем пребывания на Западе, который к тому же обладает сложившейсябиографией и свободными капиталами. Но все равно он волновался.

С Германией у Крючкова были связаны самые тягостные и самыесложные воспоминания. Подчиняясь указанию Кремля, он не активизировал своюагентуру в те дни, когда рушилась берлинская стена, когда тысячи отчаявшихсянемецких коммунистов не понимали, почему это происходит, и бомбардировалисоветское посольство просьбами о помощи. Он не докладывал Горбачеву об этихпросьбах, о настроениях в маленьких городах и селениях Германии. Этопротиворечило бы основной линии Генерального секретаря, а Крючков не хотел и немог идти против мнения Генсека, ставшего к этому времени и Президентом СССР.

Он хорошо помнил весну прошлого года. Тогда в Политбюросложилась ситуация явно не в пользу Крючкова. Ни он, ни Язов не хотели идтипротив Горбачева. Воспитывавшиеся десятилетиями при Советской власти,добившиеся высших постов в КГБ и армии за счет многолетней службы, привыкшиеслепо повиноваться и исполнять указания партии, они не могли даже подумать, чтоГенеральный секретарь ЦК КПСС, олицетворявший для них саму партию, ее мудростьи разум, может ошибаться, может не разобраться в ситуации. Это было для нихотрицанием основного закона жизни.

А самому Михаилу Горбачеву по-прежнему кружили головузаголовки статей в западных газетах и журналах, в один голос называющих его«человеком года», «настоящим демократом», «человеком, изменившим историюдвадцатого века», «реформатором социализма с человеческим лицом» и, как апофеозпошлости, — «лучшим немцем». Воистину для молодого человека, чья семьяоказалась на территории фашистской оккупации во время войны, не могло бытьлучшего титула.

Рядом были всегда два верных советчика — Яковлев иШеварднадзе. Как они тогда убедительно говорили о «примате нового мышления»!Уже тогда Крючков знал, отлично знал — немцы готовы дать за свое объединениегораздо большую цену.

Оставшиеся со времен Хонеккера немецкие разведчики исправнодоносили в КГБ, что Коль готов идти на любые уступки. Он даже согласен нанейтралитет его страны и выход из НАТО как крайний вариант соглашения сГорбачевым. Он согласен не размещать войска НАТО на Восточной территорииГермании. Канцлер был согласен на все. Но осторожный Геншер, его заместитель исамый многоопытный политик Германии, словно предчувствующий дальнейшее развитиеситуации, просил только одного — не спешить, не торопиться с предложением своихусловий. Для Геншера не было секретом, что против объединения Германиисуществуют очень серьезные возражения, и не только в Советском Союзе. Самымрешительным противником этого объединения, этого «слишком быстрого процесса»была «железная леди» Великобритании Маргарет Тэтчер. Да и президент Франции Миттераннесколько колебался, понимая, что отныне не его страна будет играть главнуюроль в объединенной Европе.

Сообщения приходили регулярно, и Крючков знал их гораздолучше всех остальных членов Политбюро. Но даже его осторожные докладыраздражали Горбачева. Сильно раздражали. Они мешали проводить в жизнь основнуюлинию, которую он считал единственно правильной.

Тогда, весной девяностого года, Коль и его делегацияприлетели в курортный Архыз, в Грузию, чтобы окончательно договориться по стольважному для них вопросу. Даже Геншер сомневался, что они сумеют выторговатьлучшие условия объединения. Даже он, столь искушенный в политике человек, каквпрочем, и все остальные члены делегации, прилетевшие с канцлером Колем,по-прежнему не верил в решимость Горбачева пойти на объединение их страны. Кольготов был согласиться уже на любые условия, зная, насколько сильносопротивляется объединению его страны Маргарет Тэтчер. И как много в Европесомневающихся в том, что новая объединенная Германия, с ее чудовищным потенциалом,станет миролюбивой и демократической страной, согласной и дальше оставаться вединой европейской семье. Он все это знал. Но произошло чудо. Горбачевсогласился на все. Они с Шеварднадзе согласились взять всего четырнадцатьмиллиардов марок, согласились на быстрый вывод всей Западной группы войск,согласились на членство Германии в НАТО. Они согласились практически на все!

Обезумевшие от радости Коль и члены его делегации не спаливсю ночь.

Крючкову исправно докладывали о криках радости, коимиоглашалась резиденция немцев до самого утра. Забыв об элементарнойосторожности, забыв, что находятся на территории другой страны, немцы ликовалидо утра. Это было не просто чудо.

Это было гораздо большее, на что могли рассчитывать саминемцы. Даже Геншер позже в своих воспоминаниях признается, что стольоткровенная уступчивость Горбачева и Шеварднадзе приятно удивила их всех. АГенсек и его министр иностранных дел вернулись в Москву с чувством выполненногодолга.

Позже маршал Ахромеев расскажет Крючкову, под Каким нажимомГорбачева и Шеварднадзе принималось решение о скорейшем выводе советских войск,как протестовал командующий Западной группой войск генерал армии Беликов, какробко пытался возражать Моисеев, как злился Язов. Но они ничего не моглисделать.