и дороги покрываются снегом. Их арбы ставят на колеса. При передвижении они должны, конечно, ехать по снегу, иначе для них будет опасность погибнуть от жажды и безводья. От заслуживающих доверия знатоков было слышно, что они рассказывали:

«Их жилища построены в форме арб и поставлены на большие колеса, как небосвод, а верблюды и лошади перевозят их от стоянки к стоянке, вытягиваясь наподобие каравана. Если они идут непрерывно один за другим, то растягиваются на расстояние ста монгольских фарсахов, а промежуток между ними будет не более одного шага. Каждый такой домик — жилище одного человека, потому что у наиболее бедных из казахов число лошадей, верблюдов и овец исчисляется тысячами. И все эти знатные люди, которые являются хозяевами этих бесчисленных жилищ, — богатыри просвещенные, каждый из которых в день битвы захватывает десятерых из могучего войска [врагов] и десятерых молодцов из числа знаменитых [бойцов своего] времени кнутом делает добычей торок своего [седла] или выбрасывает [даже] название бытия из мастерской его жизни.

Таким образом, как упомянуто о способе их передвижения, они из пределов [Кипчакской] степи и области реки Адил (т. е. Волги. — Р. Д.), которую называют Итиль, они, ежедневно кочуя в таком великолепии и богатстве в течение двух или более месяцев и передвигая кибитки среди снегов, в собольих, беличьих и других шубах, /71б/ в шелковых одеждах со множеством украшений, через два месяца прибывают на зимние стойбища. Местом их зимовья является побережье реки Сей-хун, которую называют рекой Сыр. Как мы объяснили выше, все окрестности Сей-хуна покрыты зарослями най, [тростника], который по-тюркски называется камыш, богаты кормами для скота и топливом. [Число] овец их, должно быть, равно числу деревьев; кажется, корм этой местности при небольшой переработке превращается в жизнь, а жизнь еще скорей превращается в зверя. Должно быть, это одна из особенностей стран севера — быстрый переход одного сложного соединения в другое потому что растительный корм их быстро переходит в животное, животное — в человека, а почва и вода тоже как будто быстро переходят в корм.

Когда казахи прибывают в места зимовья, то располагаются на протяжении реки Сейхун, и, может быть, длина берегов Сейхуна, на которых они оседают, превышает триста фарсахов. Когда они достигают берегов Сейхуна, то оказываются вблизи областей Туркестана, потому что Туркестан тоже доходит до берега Сейхуна. В каждом известном улусе есть [свой] полновластный султан из потомков Чингиз-хана, который со своим народом пребывает в какой-либо местности, старинном юрте. [Султаны] сидят там до сих пор еще со времени Ючи-хана и Шибан-хана и пользуются пастбищами. Точно так же они располагаются и занимают места по ясе [Чингиз-хана]. Между узбекскими ханами постоянны распри и раздоры, особенно между ханами [из рода] Шибана и казахскими ханами.

ГЛАВА XXII

ПАМЯТКА О ВЕЛИКИХ ХАНАХ-ШИБАНИТАХ, КОТОРЫЕ ПРАВИЛИ[232]

В минувшие времена большая часть значительных ханов бывала из рода Шибана, и в недавние времена наиболее значительным из ханов обоих улусов был Хизр-хан, дед Хамзы-султана и брат Шайх Даулат-султана, который является отцом благочестивого, покойного великого хана Абу-л-Хайр-хана.

Далее. Власть его величества, покойного Абу-л-Хайр-хана /72а/ была признана всеми, и никто из ханов [своим] могуществом и высокой степенью не достигал его могущества. Он был падишахом знающим, пастухом [стада] подданных, богобоязненным. Его величество Абу-л-Хайр-хан среди [других] царей обладал очень высокой степенью, потому что в [образе] правления и царствования у него были нравственные достоинства, которых никто не достигал.

Рассказ

Однажды в Туркестанской степи в присутствии его ханского величества [Шайбани-хана] я доложил: «Покойный падишах и хан Абу-л-Хайр-хан среди предшествующих и последующих царей отличался особо большим великодушием, потому что мы не слышали ни об одном государе, который завоевал бы страну, подобную Мавераннахру, и, по своей воле отказавшись от нее, возвратил бы ее обратно врагу и посадил бы его на царство, а сам бы совершенно покинул страну.

Когда султан Абу Саид-мирза Мираншахи[233] бежал от царевича Абдаллатифа[234], сына Улугбека, сына Шахрух-мирзы, нашел защиту у его ханского величества [Абу-л-Хайр-хана] и приступил к обязанностям неотлучного служения, то он удостоился чести получить от его ханского величества обещание помощи и поддержки. Некоторое время он исполнял его повеления с покорной головой и в конце концов по милости его величества погнал коня желания и своевластия по полю миродер-жавия. Тогда его величество Абу-л-Хайр-хан для [оказания] помощи ему захватил с собой многочисленные войска из страны узбеков и вступил в Мавераннахр. Правитель Мавераннахра султан 'Абдаллах б. Ибрахим-султан б. Шахрух-падишах[235] вышел на бой. Один полк огромного войска его ханского величества произвел нападение, одолел и убил его, и в области Мавераннахра и Туркестана подняли знамя власти султана Абу Саида. Его величество, великий хан, сохранил обещание и султана Абу Саида посадил на престол. Больше он, [Абул-Хайр-хан], не зарился на это благоустроенное царство, /72б/ несмотря на то что было известно, что чагатайский улус, согласившись с потомками Тимура сына Тарагай-бека, совершенно вышел из повиновения потомкам Чингиз-хана и имеет намерение быть независимым и полновластным в управлении государством и завоевании мира. Это — предел великодушия и благородства, которые исходили со стороны его величества, великого хана».

Высокостепенное ханское величество [Шайбани-хан] изволил сказать: «Тогда не было божественного предопределения завладеть тем царством». Я, бедняк, из тех слов уразумел так, что было бы подходяще его, [Абу Саида], устранить. Поскольку ударами славного меча завоевали некое владение силой, то неизбежное следствие правильного суждения и защиты чести государя заключалось в том, что султана Абу Саида [следовало] оставить на месте его предков, [какое было] до появления Тимур-бека, и вовсе не оставлять в его руках бразды правления. Но так как приобретение владения в Мавераннахре и возвращение управления этой страной потомкам Чингиз-хана в то время не было предопределено, то, само собой, в великодушном сердце его величества [Абу-л-Хаир-хана] подобной мысли не возникало. Он совершенно не помышлял в таком смысле и оставил бразды власти в руках иноземного врага. «У нас имелась возможность такого рода дара, — [сказал Шайбани-хан]. — Следами и знаками его являются события с ханами моголов, когда власть и царство случайно выпали на долю Махмуд-султан-хана[236] и Алача-хана[237]. Мы обоих оставили невредимыми, отпустили на волю и оставили им древнее владение. Если некоторые области мы и отняли из рук потомков Тимур-бека, то не из жажды царствовать и не из-за недовольствования малой страной, а скорей в силу божественного предопределения, которое требует, чтобы наследственное владение вновь вернулось в руки