– Да. А вы кто? – в тон ей вопросом на вопрос ответил я.

– Лютова, Светлана Сергеевна Лютова.

– И что же в такое ненастье привело ко мне госпожу Лютову?

– В ненастье выгнало несчастье. Но может быть, вы пригласите меня войти? В двух словах всего не объяснить. Разговор предстоит долгий.

– А почему вы думаете, что я вообще собираюсь с вами разговаривать?

– Насколько я знаю, вы всегда беретесь за дела такого плана. По крайней мере, так мне вас рекомендовали. А кроме того, вы сами косвенно, а может быть, и напрямую в эту историю замешаны, и я подумала, что вас она заинтересует больше, чем кого бы то ни было. Вы позволите мне пройти?

– Не раньше, чем вы скажете, кто вам меня рекомендовал, – неодобрительно глядя на мокрый зонтик, поставил я ультиматум, – и какую историю вы имеете в виду.

– История с Белой церковью, а рекомендовал мне вас Борис Андреевич Кротов. Надеюсь, вы помните это имя? Лет шесть тому назад вы здорово ему помогли.

– Откуда вы знаете, что я имел отношение к Белой церкви?

– Имя бабы Любы вам что-нибудь говорит?

– Говорит, но какая взаимосвязь может быть между Кротовым и бабой Любой?

– А никакой связи и нет. Просто Боря, узнав про мою проблему, посоветовал обратиться к вам, к Константину Ивановичу Гончарову, но это же имя я слышала и раньше из уст бабы Любы. Мне не стоило большого труда, чтобы сопоставить эти два обстоятельства и прийти к определенному выводу.

– Логично, вы невероятно умны, – пробурчал я, открывая дверь ефимовского кабинета. – Проходите, только разувайтесь, у нас по-простому. Да оставьте свой отвратительный зонтик здесь, или после нашей аудиенции я заставлю вас мыть полы.

– Однако!

Выстрелив в меня синью надменных глаз, она величаво проплыла в кабинет, а я, распорядившись насчет кофе, предложил и тестю выслушать госпожу Лютову.

– Прежде чем вы расскажете о причине своего визита к нам, я бы хотел узнать о вас как можно больше, – располагаясь напротив, начал я. – Мне интересно, кто вы такая, чем занимаетесь и так далее.

– Как я уже вам сообщила, я Лютова Светлана Сергеевна, руководитель благотворительного фонда «Благовест» при музее Белой церкви. Я бы хотела поговорить с вами о пропавшем церковном серебре.

– Я уже догадался. Но об этом позже, а пока вернемся к нашим вопросам. На какие такие нужды вы собираете деньги?

– Мне кажется, к делу это не относится, – сразу же поскучнела Лютова.

– Позвольте уж мне решать, что относится, а что не относится. Не забывайте: не я к вам пришел, а вы явились ко мне.

– Ну хорошо, – что-то просчитав, согласилась она. – Пусть будет по-вашему. Деньги нами собираются как на реставрацию самого музея-церкви, так и на открытие монастыря и школы русских богатырей «Витязь» при нем.

– Довольно странный альянс, вам не кажется?

– Нет, не кажется, средства нам требуются для приобретения учебных принадлежностей и спортивного инвентаря. Это что касается школы «Витязь». Монастырю же нужна хотя бы самая необходимая мебель и оборудование: верстаки, станки, столярный и слесарный инструмент. Теперь вам понятно?

– Понятно, вы хотите наладить производство и под эгидой церкви открыть маленький филиал ВАЗа. Недурственно! Я правильно понимаю ситуацию?

– Неправильно, потому как там мы планируем открыть производственные мастерские, где бы послушники могли изготавливать на продажу различную церковную утварь и атрибутику и тем самым зарабатывать себе на хлеб насущный.

– Похвально, но кто же согласится быть тем самым послушником и за бесплатно на вас горбатиться? Дураков теперь нет.

– Ошибаетесь! – не подумав, ответила она, но, поняв циничность оговорки, тут же поправилась: – Как вы можете! Стыдно говорить так. Миряне, разуверившись в светской жизни, сами потянулись к нам, чтобы в стенах монастыря очиститься и приобщиться к Богу. Не успели мы дать объявление, как нашему иеромонаху Феодору и отцу Никодиму начали поступать бесчисленные звонки и даже телеграммы с просьбой принять их в монашеское братство.

– И сколько такой послушник должен заплатить, чтобы стать равноправным членом вашей монастырской общины? – всезнающе ухмыльнулся полковник.

– Не так много, как вы думаете, – оскорбленная в лучших чувствах, нахмурилась Лютова. – Всего-то сорок долларов.

– То есть тысячу рублей, или две с половиной пенсии, – въедливо уточнил Ефимов и, довольный собой, поднял указательный палец.

– Да, это так, – нервно заерзала Светлана Сергеевна, – но пенсионеров мы стараемся не брать.

– Матушка, ай-ай-ай! – веселился тесть. – Старичкам, значит, что к Господу тянутся, отказываете. Это уж совсем не по-божески и противоречит церковным догмам. Стало быть, и убогоньким вы не внемлете? Нехорошо.

– Поймите, пока идет становление и нам позарез нужны средства, мы вынуждены так поступать, но в дальнейшем, когда все наладится…

– А сколько составляет ежемесячный взнос ваших иноков? – продолжал полковник аудиторскую проверку финансовых дел монастыря.

– Иноки у нас не платят ничего, – гордо ответила Лютова, – а вот послушники пока, я подчеркиваю, пока обязаны ежемесячно, исходя из своих возможностей, вносить посильную лепту. Но уверяю вас, она необременительна и говорить о ней не стоит. Мне кажется, что обо мне вы узнали довольно и нам пора перейти к делу, ради которого я вас потревожила.

– Возможно, но в итоге я буду вынужден задать вам еще ряд вопросов относительно устройства, быта и устава вашего монастыря, церкви и школы рукопашного боя.

– О каком рукопашном бое вы говорите? – ужасно удивилась бизнесменша. – Я бы вообще не хотела возвращаться к этому вопросу.

– Я затрону его только в крайнем случае, если того потребует ваше дело.

– Хорошо, – собираясь с мыслями, согласилась она. – Как вам, наверное, известно, в Белом селе в двадцать втором году чекистами или работниками НКВД был зверски убит священник Крюков. Перед своей мученической смертью он успел спрятать серебряные и золотые оклады, снятые им с икон.

– Мне это известно, а вы откуда узнали?

– Смерть его внучки Марии Андреевны, а точнее будет сказать, ее убийство сразу навело на мысль, что дело тут нечистое, непроста ее пытали. А тут еще разговоры и прозрачные намеки ее односельчан. Вскоре после этого церковь была ограблена. Я пришла туда рано утром и сразу же заметила выставленное в ризнице окошко и спортивную сумку со слесарным инструментом. Это меня удивило и показалось странным, потому как из недавно приобретенных икон ни одна не пропала, равно как оказались нетронутыми все сколько-нибудь ценные культовые аксессуары и принадлежности. То есть все то, что находилось на алтаре и в иконостасе. Тогда я, сама не знаю почему, заглянула в подвал, и на меня вывалились какие-то доски. Это мне показалось и вовсе странным. Отодвинув их, я спустилась вниз и сразу все поняла. В кирпичном полу подвала зияла черная дыра, проделана она было совсем недавно, потому что в воздухе еще ощущалась пыль. Замирая от страха, я спустилась в этот лаз и, освещая себе путь обжигающими пальцы спичками, пошла по нему ни жива ни мертва. Довольно скоро узкий этот проход привел меня в пещеру, и там мне с первого взгляда стало понятно, где несчастный священник укрыл ценности. Негодяи и подонки, они варварски вскрыли хранилище и похитили реликвии прямо у меня из-под носа. Мерзавцы! Я бы их расстреляла на месте без суда и следствия.