– Но от свары на торгу вам не отпереться, – вставил Колча, встревоженный тем, что про него почти забыли. – И товар мой, товар! Убытку сколько!

– Так кто же Колчин ларь уронил? – спросил посадник.

– Уронил? – удивился Кетиль. – Они два, кто дрались, были в пять шагов от тот… ретбард. – Он кивнул на рыжебородого новгородца, не вспомнив, как его назвать. – Харда фьярри… вельми далеко, нельзя так далеко достать. Они два не могли уронил, най, уронить. Да, Тармо, так есть верно?

Чудской старейшина насмешливо прищурился – Кетиль все прекрасно знал о драке на торгу, только притворялся незнающим. Кетиль и Милута тут же сошлись на том, что Спех и Снэульв были слишком далеко от сундука с бусами и не могли его задеть. Новгородец снова принялся возмущаться, но посадник не вмешивался. Ему уже не раз приходилось наблюдать, как Тармо и Кетиль разбирают ссоры своих соплеменников, и он знал, что рано или поздно они договорятся.

– Гуннар Хирви будет наш, если вернется в Лаатокка, и вы не будете искать мести, – в конце концов обобщал уговоры Тармо. – Вы сыскать тот руотс, который бил человека Милуты, и пусть он платит за обида и рана. И будет мир.

– Альдейгья есть фридланд, – снова сказал Кетиль в ответ. – Мир есть всегда, если люди хотят мир. А виру за непорядок на торгу Милута и Асмунд делят пополам, я верно понял? Ок эр ню экки флейра хер фра ат сейя. И больше об этом нечего сказать, да.

Прошло еще несколько дней, и вот однажды утром на двор к Милуте явился Ило. Сам купец ушел куда-то по делам, дома Маленький Тролль застал только Загляду. Сидя на крыльце, где было светлее, чем в доме, она вышивала рушник. За работой она то и дело поглядывала на резной штевень, помогавший Тормоду предсказывать погоду. Все, что напоминало о варягах и Снэульве, теперь казалось ей вдвойне прекрасным, и под иглой ее на красной кайме полотна уже свивались звериные лапы и морды чудовищ.

– Привет тебе, Береза Серебра! – окликнул ее Ило. – Ты готовишь себе приданое? Погоди, твоя свадьба еще не так скоро.

– А ты откуда взялся, кудесник? – со смехом возмутилась Загляда. – Тоже взялся будущее предрекать? Когда же будет моя свадьба – через десять лет?

– Не десять лет, – милостиво смягчил приговор Маленький Тролль. – Если ты дашь мне пирога, я назову тебе день. А пока скажу только, что роду Тармо не до свадьбы.

– А мне до вашего рода и дела большого нет! – успокоившись, ответила Загляда. – Я вовсе в ваш род не собираюсь. А почему вам не до свадеб?

– Знаешь, как любит говорить Белый Медведь? Да еще бы тебе не знать – ведь он говорит это чаще всех тебе. Помнишь, он говорит: все может случиться, и то, чего ждут, и то, чего не ожидают. Род Тармо хотел готовиться к свадьбе, Тойво уже приготовил точило для подарка невесте, но судьба рассудила иначе – будут похороны и точило пойдет в дар мертвецу.

– Мати Макоши! – ахнула Загляда, выронив иглу. – Кто же у вас помер?

– Ты его не знаешь! – небрежно ответил Ило, словно это сразу должно было ее успокоить. – Старший брат Тармо. Словены звали его Сурей. Тармо послал его в Новгород искать Гуннара Лося, а тот вместо Гуннара нашел свою смерть. А может, и обоих. Но Гуннар теперь неведомо где, а смерть свою Суря привез сюда. И завтра будет погребенье. Тармо побоялся везти мертвеца домой и хочет хоронить его здесь. Да и верно – он достаточно поездил.

Дождавшись возвращения Милуты, Маленький Тролль пересказал свою повесть еще раз. В Новгороде нашлось несколько чудинов, знакомых с родом Тармо, и они взялись привезти тело Сури его родным. И Тармо прислал Ило звать Милуту на погребение, уже считая его почти родичем. Купцу совсем не хотелось снова ввязываться в дело, о котором он старался забыть. Но отказаться означало обидеть Тармо, а от дружбы с ним Милута ожидал больших торговых выгод.

– Хоть и не на веселое дело нас зовут, а пойти надо! – рассудил он. – Собирайся, душе моя, с женихом свидишься.

– С каким женихом? – с недовольством воскликнула Загляда. Пока этим шутил Маленький Тролль, было даже смешно, но в устах отца речи о Тойво как о женихе совсем ей не нравились.

– С каким? Да с утопленником нашим, с Тойво. Тармо не шутя хочет тебя сватать за него, со мною толковал об этом деле.

– И что же ты? – Обеспокоенная Загляда оставила шитье и подошла к отцу.

– Что я? Сама ведаешь, душе моя, мне бы с меховым хозяином породниться – лучше и не придумать. Неволить я тебя не буду, против богов не пойду, а ты поразмысли.

– Самое верное дело! – поддакивал из другого угла Спех. – Все соболи да бобры наши будут!

– Ты, батюшко, лучше Спеха своим родичем объяви да за него Мансикку сосватай! – предложила Загляда. – Он у нас разумник, он не откажется! Вот и будет родство.

– Ты как на сие дело глядишь? – Усмехаясь, Милута повернулся к Спеху.

– Я! – Спех вскочил и размашисто поклонился в пояс. – Для тебя, батюшка, благодетель, я на кикиморе женюсь! А на той девке со всей радостью.

– Вот и, уговорились!. – Загляда обрадованно захлопала в ладоши. —Вот и ладно!

– А ты, душе моя, все же подумай. – Перестав шутить, отец уже серьезно посмотрел на нее. – Я еще тогда подметил – парень-то с тебя глаз не сводил. Он и сейчас богато живет, а после Тармо большим человеком станет. А Тармо за тебя такое вено[116]сулит, какое иной и за трех дочерей не получит…

Загляда ушла назад к своему шитью, ничего не ответив, но в душе зная, что никогда не согласится на эту свадьбу. Ей виделась широкая улыбка Снэульва, его весело сузившиеся серо-голубые глаза, мягкие серебристые колечки волос, лежащие на высоком лбу. Он не был красив, не был богат, она совеем его не знала и не могла даже в мыслях связывать с ним свою судьбу, но образ его не позволял ей и подумать о том, чтобы выйти замуж за кого-то другого.

В назначенное время Милута и Загляда, в знак скорби одетая в белую рубаху, собрались за Волхов. За ними зашел Тойво – теперь он совсем не напоминал того бледного беглеца с варяжской ладьи, которого они не так уж давно привезли в дом Ссадины и синяки под глазами давно сошли, на нем была новая желтая рубаха с каймой из бронзовой проволоки по подолу и рукавам, запястья украшали бронзовые обручья, а шею – берестяная полоска, обшитая золотой парчой. Но лицо Тойво было замкнуто и мрачно – совсем не под стать нарядной богатой одежде. Следы варяжских веревок бесследно исчезли с его рук, но навек врезались в сердце. И смерть родича по вине ненавистных руотсов прибавила много к их долгу перед родом Тармо.

Все родичи и множество друзей рода Тармо собралось возле холмов, где чудины уже не первый век хоронили своих мертвецов. Мужчины вырыли яму на южном склоне холма, выложили дно досками, как пол в избе, – ведь могила и есть дом мертвеца. Вместе с телом Сури, одетым в лучшую одежду, туда положили горшки с едой, оружие, устроили подобие очага из камней и глины, уложили рядом железный котел, сковороду, кованую лопатку для углей. Покрыв тело берестой, могильную яму накрыли сверху досками – мертвый дом получил крышу. Засыпав крышу землей, родичи развели над ней костер – огонь послужит преградой между мирами. Насыпав еще земли, в насыпь воткнули нож, окончательно загородивший мертвецу дорогу в мир живых, и Загляда, с опасливым беспокойством наблюдавшая за всем этим, наконец вздохнула спокойно. Теперь мертвец не вернется и никому не причинит вреда.