Между тем бритты, во множестве находившиеся по эту сторону реки, ниже по склону, начали разбегаться в разных направлениях, рассеиваясь по окрестностям в надежде, что их укроет быстро сгущающаяся тьма. Со стороны брода уже слышались возгласы на латыни, а из сумрака позади Третьей когорты доносился топот копыт.

– Когорта, смирно! – прокричал Максимий, и легионеры, все еще стоявшие в каре, торопливо подняли щиты и сомкнули ряды. Центурионы бегом устремились к своим подразделениям. Из сумрака появилась колонна всадников. Они остановились на небольшом расстоянии. Кони всхрапывали и били копытами, всадники сидели в седлах молча.

– Кто идет? – громовым голосом вопросил Максимий. – Назови пароль.

– Поллукс.

– Путь свободен, друзья.

Прозвучал приказ, и крупный кавалерийский отряд проехал мимо когорты, направляясь вниз, к броду, – в погоню за оставшимися врагами. Но небольшая группа всадников, выехав из тени, направилась прямо к строю Третьей когорты.

– Никак самого легата нелегкая принесла, – пробормотал кто-то рядом с Катоном.

– Молчать! – рявкнул молодой центурион.

Остановив коней на небольшом расстоянии от строя легионеров, всадники спешились. Веспасиан двинулся вперед, и бойцы расступились, давая ему пройти. Когда легат поравнялся с Катоном, молодой центурион отметил его мрачный взгляд и с трудом сдерживаемую ярость.

Максимий отдал честь легату. Несколько мгновений Веспасиан молча смотрел на него.

– Центурион, – произнес он наконец холодным тоном, хотя контролировать голос ему, видимо, было непросто. – Я пока не имею точных сведений насчет того, что здесь сегодня случилось, но если это отразится плохо на мне и остальных бойцах Второго легиона, то клянусь, что и тебе, и всей этой когорте не поздоровится.

Внутри шатра командующего дуновение холодного утреннего ветра не ощущалось. Почувствовав выступивший на лбу липкий пот, Веспасиан быстро утер его рукавом туники. Он не хотел показать командующему, что нервничает, хотя причины для беспокойства у него, разумеется, имелись, и связано это было с провалом плана командующего. Возможно, непосредственная вина за то, что Каратаку и части его войска удалось ускользнуть из столь тщательно подготовленной западни, лежала на подчиненных легата, но для командующего Авла Плавта это особого значения не имело. Армейская служба устроена так, что ответственность за все действия легионеров, служащих под его началом, лежит на командире – и в случае их оплошности именно на легата возлагается вина за последствия. Ему отвечать перед вышестоящими, а уж как он потом накажет провинившихся подчиненных, это его дело.

Войдя в шатер, легату пришлось ждать стоя у входа, в то время как дежурный писец отправился доложить о его прибытии в отгороженную льняным занавесом секцию, предназначенную для Плавта и его штаба. Внутри горело множество ламп, и на просвечивающей тонкой материи плясали искаженные тени находившихся за завесой людей. Входная секция освещалась одной-единственной лампой, подвешенной на цепочке, прикрепленной к одному из поддерживавших шатер столбов, и тусклое желтое пламя колебалось при каждом дуновении проникавшего из-за полога ветерка. Снаружи, сразу за линией охранявших подступы к шатру часовых, начинался спуск к безмятежно поблескивавшей в лунном свете реке. В районе брода, там, где поток перекатывался через галечные отмели и все еще лежавшие на мелководье мертвые тела, вода мерцала и переливалась. На противоположном берегу в серебристом свете луны ясно виднелись валы, окружавшие лагерь Второго легиона. За их темными обводами, словно упавшие на землю звезды, ярко горели огни множества костров.

Веспасиан покинул свой лагерь и переправился через брод в такую рань, получив лаконичный вызов командующего. Всю дорогу его коню приходилось выискивать путь между мертвыми телами, до сих пор устилавшими землю. Среди трупов попадались и еще живые люди: некоторые уже впали в беспамятство и лишь невнятно стонали, но были и такие, что кричали в агонии, нервируя и пугая коня. Запах крови пропитал воздух, из-за чего он казался теплее, чем был на самом деле. Когда легат добрался через брод до маленького острова посреди Тамесис, мертвых тел стало еще больше, особенно много их громоздилось перед остатками примитивной баррикады центуриона Макрона. Но худшее было припасено напоследок, когда конь Веспасиана уже преодолел брод и поднимался по склону на невысокий кряж, где разбил свой лагерь командующий.

Дорогу, ведущую к броду, от трупов очистили, и теперь по обе ее стороны громоздилось ужасающее переплетение торсов, рук и ног, успевших за ночь окоченеть и торчащих в разных направлениях. Да и дальше, за этими придорожными завалами, земля была усеяна тысячами освещенных луной мертвых тел. При мысли о том, что воздух вокруг него наполнен духами умерших, ожидающих отбытия в мрачное царство теней, где им предстоит провести унылую вечность, Веспасиана передернуло. Он хорошо знал, что варвары представляют себе загробный мир как беспрерывную череду пьяных пиршеств, но угрюмая суровость смерти не позволяла ему принять подобную точку зрения. Легат много повидал на своем веку, но на сей раз смерть предстала перед ним в столь чудовищном масштабе, что это было едва ли не самое гнетущее зрелище в его жизни.

«Безусловно, – подумал он, – если и есть что-то ужаснее проигранной битвы, то это битва выигранная».

– Командующий примет тебя сейчас, командир.

Веспасиан повернулся к писцу, торопливо отгоняя мысли о смерти, окутывавшей, как черное покрывало, окружающий мир за пределами шатра, и нырнул в проем, открывшийся, когда писец услужливо отдернул перед ним льняную завесу. В следующем отсеке он обнаружил еще нескольких писцов, усердно трудившихся за столами, несмотря на позднюю ночь. Они даже не подняли глаз, когда сопровождающий провел Веспасиана к следующему отсеку в дальней части шатра, и легату подумалось, что эти всеведущие чиновники знают, какая участь ему уготована. Правда, он сам тут же внутренне посмеялся над подобными беспочвенными фантазиями: эти люди просто по горло заняты, вот и все. Дежурный писец отдернул еще одну занавеску, и Веспасиан ступил в очередную, меньшую по размеру секцию шатра. В дальнем, тускло освещенном углу была видна походная кровать и несколько сундуков. В центре стоял большой стол с изукрашенной лампой посередине: ее желтое пламя трепетало и колебалось, огромный нубийский раб мерно обмахивал опахалом двоих сидевших за столом мужчин.

– Веспасиан! – промолвил Нарцисс с приветливой улыбкой. – Рад видеть тебя снова, мой дорогой легат.

Правда, в том, как прозвучало в устах грека последнее слово, Веспасиану послышалось нечто пренебрежительное – привычная попытка Нарцисса утвердить свое превосходство. Веспасиан, легат по должности, происходил из сенаторской фамилии, в то время как Нарцисс, простой вольноотпущенник, имел более низкий социальный статус, чем любой захудалый бедняк, родившийся римским гражданином. Однако этот вольноотпущенник являлся правой рукой самого императора Клавдия и обладал реальной властью, с которой, несмотря на всю их заносчивость и высокомерие, приходилось считаться представителям сенаторского сословия.