К ее невыразимому облегчению, он думал о том же и уже снова направлялся к ней. В свете немногих свечей блеск его темных глаз казался угрожающим, по-особому притягательным. Он улыбнулся, и блеск погас. Он уже был рядом, она могла дотронуться до его тела, ощутить слегка дрожащими пальцами жар чуть влажной кожи, ее запах. О Аллах всесильный, и это тело, и этот запах более никогда не будут докучать ей… Какое счастье! Ну, вот еще один, последний раз… и все, она будет свободна. А сейчас путь закончит начатое!

– Хочешь меня? – отчетливо спросил он, притягивая ее к себе.

– Да, хочу, – вырвалось у нее, хотя она понимала: слова сейчас совершенно ни к чему.

Она послушно подчинилась, когда он снова опрокинул ее на твердую столешницу, и ждала одного, только одного… Дольше она терпеть не могла…

Она вздохнула с облегчением, когда это произошло.

– Ты можешь принять всего меня? – услышала она его хриплый шепот.

– Да, – выдохнула она, с восторгом ощущая его в себе.

Он приостановился, давая ей возможность привыкнуть к этому ощущению, приспособиться к нему, и произнес с той же хрипотцой:

– Хочу раствориться в тебе, как в диком жарком меде…

Она успела удивиться его словам, столь не похожим на слова ее тучного, с одышкой, возлюбленного, но тут же забыла обо всем.

Он целовал ее, проникая языком внутрь рта, до боли стискивал ее груди, но она не страшилась, ей хотелось этого. Вот он уже начал совершать внутри нее пульсирующие движения, которые отзывались во всем теле, в сердце, в душе…

Чувствуя, что она недалека от высшей точки наслаждения, когда он будет уже не в силах контролировать себя, Сулейман приподнял девушку, стараясь при этом не покидать ее тела, и сделал шаг к ложу.

И едва она опустилась на шелка, едва опустился он сам, как это свершилось. Волна обжигающих чувств накрыла их обоих и вынесла за пределы привычного мира.

«Какое счастье, что я согласилась… Пусть и в последний раз… Жаль, что он не может быть таким всегда… Прощай, глупый Сулейман, собиратель женщин…»

– О, какая сегодня моя птичечка веселенькая, какую славную игру придумала моя красотулечка… А довольна ли сегодня моя птичечка своим птенчиком? А почему моя птичечка уже оделась? Она не хочет больше лю-лю?

Но Саида ничего не успела ответить. Где-то хлопнула дверь, потом еще одна, потом быстрые шаги послышались у самых дверей опочивальни.

«О нет, я больше не хочу ничего… Ты совершил уже все, что мог – и хорошее и дурное. Думаю, и тебе, «мой птенчик», больше никогда и ничего не захочется!» И Саида тихо встала, чтобы успеть ускользнуть в соседнюю комнату.

И тут дверь в опочивальню с грохотом распахнулась. На пороге стояла тучная низкорослая ханым в скверно заколотом хиджабе и с колотушкой в руках. Она, должно быть, не была готова к открывшемуся перед ней зрелищу – огромному разгромленному ложу, на котором изволил развалиться в блаженной неге ее супруг. К счастью, поднять голову и окинуть взглядом помещение она сразу не сообразила, а когда все же попыталась найти разлучницу, дверь в соседнюю комнату была закрыта. Саида, стараясь двигаться бесшумно, спешила к задним дверям домика, который уже не считала своим.

Краем глаза она заметила два знакомых силуэта – Халида и Заира спешили полюбоваться на ссору достойного Сулеймана и его нежной супруги.

Объяснение меж тем разгорелось не на шутку. За зычным голосом жены звездочета голоса его самого слышно не было. Зато хорошо были слышны звуки, поразительно похожие на удары по тучному телу. И слышались иногда вскрики, увы, совершенно непохожие на вздохи страсти, а более всего напоминающие крики боли.

– Ох, сестры, что-то не хочется мне тут долго оставаться, – пробормотала Саида.

– Да, пора, наверное, оставить голубков. Пусть воркуют сами, – согласно кивнула и Халида.

Но Заира слушала этот скандал, полузакрыв глаза, и на лице ее было написано искреннее удовольствие.

– Ах, дорогие мои подружки, – проговорила она, – я мечтала об этом весь последний год. Ну давайте послушаем еще немножко!..

Саида рассмеялась и потащила девушку по дорожке прочь.

– Не завидуй, добрая моя Заира, пусть себе ссорятся.

– О да… Как я сейчас завидую его жене… О, как завидую!

– Что, тебе тоже хочется поискать ребра на его жирном теле?

– Да я убить его готова! – внезапно со злостью сказала Заира. – Он украл у меня три долгих года! Он украл у меня веру в любовь! Я, должно быть, никогда больше не смогу поверить ни в чьи чувства. Так и умру одинокой злой старухой…

– Ну-у, сестричка. Не стоит так говорить. И убивать этого мерзкого слизняка тоже не надо. Во-первых, лучше, чем его жена, ты этого сделать не сможешь, а во-вторых…

Но что во-вторых, она договорить не успела. Двери бывшего гнездышка «птичечки» распахнулись, и звездочет, тряся телесами и придерживая у чресл нечто, напоминавшее половину его собственных шаровар, припустил по улице прочь. Следом за ним, по-прежнему размахивая колотушкой, бежала его нежная и любящая супруга, крича вдогонку донельзя ласковые слова.

От улицы Весенних снов до улицы Яблонь путь был вовсе не близким, и девушки предвкушали удовольствие, с которым весь город будет наблюдать за звездочетом и его женой.

– Жаль, – проговорила Заира, – что стражников позвать не успели…

Халида улыбнулась. Но, конечно, не стала говорить своим приятельницам, что стража была предупреждена. И если Аллах всемилостивый все же позволит звездочету живым добраться до дома, то там его будет ждать недурной сюрприз. Ибо не к лицу правоверному да к тому же мудрецу содержать любовниц… И попасться на этом.

Диван молчал.

«Одним меньше», – подумал Шимас и еще раз обвел глазами безмолвных мудрецов. Удивительно, но на их лицах не было ни следа удивления.

– Да будет так, – задумчиво проговорил визирь. – Стража!

«Ого, мудрецы… Так вот кого вы боитесь! Не я вам страшен, а стражники. Пугает вас не ложь или подлость, а сила и глубокие подвалы зиндана. Ну что ж, это и для меня станет отличным уроком!» – Все это пронеслось в голове Шимаса в единый миг. Ибо стоило ему только позвать стражников, как лица советников и мудрецов из равнодушных превратились в наполненные не просто страхом, но даже ужасом.

– Препроводите попечителя заведений призрения в судебную палату. Должно быть, там его уже заждались.

И вновь визирь увидел чудо – лица мудрецов и советников, всего мгновение назад столь напуганные, столь полные паники, вдруг стали просто усталыми лицами людей, которые в тяжких, но праведных трудах провели весь долгий день.

– О Аллах всесильный и всемилостивый, – проговорил Шимас едва слышно, – воистину никаким лицедеям не сравниться с диваном… Да и мне еще многому предстоит научиться у этих уважаемых людей.