– А где отец? Я видела машину…

– Мам, он больше не придет. Сам сказал. Он действительно ушел, мам…

Соня задохнулась, схватилась за горло, ушла на кухню. Села за стол, широко открытыми глазами уставилась в никуда, тихо раскачиваясь всем корпусом, с силой прижимая локти к бокам. Раздевшись, Мишель вошла к ней на кухню, села напротив:

– Мамочка, ну не надо так, мы справимся…

– Кто справится и с чем справится? – вздрогнув, как от удара плетью, зло и капризно заговорила, почти закричала Соня. – Ты знаешь, сколько мне лет? Что у меня впереди? Старость, климакс, болезни! Вечный поиск работы ради копеечной зарплаты!

– Мамочка, ну ты же у нас умница, красавица, выглядишь очень молодо… У тебя еще все устроится!

– Ничего у меня уже не устроится, не говори глупости! Кино насмотрелась, что ли? Про слесаря Гошу из электрички? Или про новогоднего врача в образе счастья? Нет, дорогая, в жизни все по-другому устроено! И на мою голову из самолета прямо в квартиру не свалится добрый интеллектуал, под гитару поющий, неженатый, готовый влюбиться за одну новогоднюю ночь…

– Мам, ну не надо, прости меня, я говорю все не то, наверное. Но ведь ты же и с папой была одна, сама по себе, значит, не нужен он тебе. Ты же его не видела, не замечала… Что изменится-то в твоей жизни?

– Нет, ты совсем меня не слышишь, что ли? Чего ты всякие глупости несешь! У меня было все, понимаешь? У меня был статус замужней женщины, который меня спасал, давал защиту от хамов и возможность выбирать, ходить мне к этим хамам на работу каждый день или быть свободной от них! Я сейчас я кто? Да никто!

– Ara, a отец, значит, и был предназначен только для того, чтобы давать тебе этот статус!

Соня и Мишель, одновременно вздрогнув от неожиданности, повернули головы. В дверях кухни стояла Сашка, розовая после душа, с тюрбаном полотенца на голове, в коротком халатике, открывающем для обозрения идеально круглые коленки.

– Мам, ты хоть помнишь, как наш папа выглядит? У него ведь даже места своего здесь не было! Когда приходил, и куртку, и брюки, и рубашку снимал в коридоре! Ты понимаешь, что у тебя мужа-то и не было никогда? А если тебе статус нужен, так не ставь штамп в паспорте о разводе!

– Сашенька, ты меня не понимаешь…

– Ой, да все я понимаю! Заладила – понимаешь, не понимаешь… Тысячи женщин живут без мужей, и ничего, не умерли, работают, по-своему счастливы… Я вот, например, замуж не хочу вообще выходить. Сама себе на жизнь заработаю столько, сколько мне надо. И мне никто не нужен. И из-за статуса никогда страдать не буду.

– Ну, пока ты еще начнешь зарабатывать по своим потребностям, много времени пройдет, – жестко сказала Соня.

– Да нет, мам, не так уж и много… Не хотела говорить пока, да ладно. В общем, меня взяли на работу в ночной клуб стриптизершей. Через два месяца получу аттестат, схожу на выпускной – и за работу!

– Сашка! – в унисон ахнули Соня и Мишель, одинаково прижав к ладоням щеки.

– Стоп, девочки! Стоп! Не надо комментариев! Я и без них понимаю, что вы против. Конечно же против! И даже очень сильно, и даже категорически против. Договоримся так: я ставлю вас перед фактом, а все остальное – без меня!

Сашка грациозно развернулась, подхватив развязавшееся полотенце, и исчезла, оставив мать и сестру в состоянии молчаливого шока.

– Миш… Ты что-нибудь поняла? – спросила Соня, с трудом разлепив онемевшие губы. – Что она сейчас имела в виду? Какой ночной клуб? Какой стриптиз? Нет, что-то я совсем ничего не соображаю… Наверное, это шутка такая. Прикол, да? Тоже, нашла время шутить… Ой, голова кружится, плохо мне что-то, Мишка…

Соня кое-как добралась до дивана, легла, не раздеваясь, укрылась с головой, затихла. Противная тошнота подступила к горлу, даже плакать не было сил.

Пусть все проваливается, пусть все уходят в любовь, в стриптиз, куда угодно, она больше не встанет с этого дивана, пусть делают что хотят…

Распустив по плечам мокрые волосы, она искоса взглянула на ворвавшуюся фурией в комнату Мишель. О боже, сейчас начнется…

– Сашк! Ты что, с ума сошла? Разве так можно? Ты что, не видишь, что маме и без тебя плохо?

– Ой, только не надо про «плохо», я тебя умоляю! Это нам с тобой плохо, это отцу плохо, а ей всегда было хорошо! И не надо мне снова рассказывать сказки про то, что мама у нас не такая, как все, что у нее свой там какой-то особенный мир… Ты сама-то хоть представляешь, что это за мир? Запереться в старой хрущобе, избегать людей, до умопомрачения читать книжки – это ты называешь особенным миром? А у тех, кто умеет работать и зарабатывать, кто умеет сам делать свою жизнь, у них что, не особенный мир?

Сашка все больше распалялась, почти кричала, и Мишель умоляюще сложила руки, показывая глазами на дверь:

– Тише ты, мама, кажется, уснула…

– Ты знаешь, Мишка, мне тоже ее в общем-то жалко… – помолчав, уже спокойным шепотом заговорила Сашка. – Только я никогда не буду жить так, как она. У меня все будет: и деньги, и машина, и квартира своя, и куча шмоток всяческих! И зависеть от мужиков я не буду! И бояться ничего не буду!

– И это ты все стриптизом собралась заработать? Машину, квартиру, шмотки… Сашка, я надеюсь, ты это несерьезно лепечешь? Ты хоть понимаешь, что это такое? Через какие унижения надо пройти?

– Понимаю. Я все понимаю. И ко всему я готова. Самое главное, что мне это нравится, вот в чем дело! Нравится танцевать у шеста, нравится, что на меня смотрят, и наплевать, какими глазами, меня это не пробивает нисколько. Ты знаешь, у меня ведь уже репетиции идут, и когда я танцую, я сама улетаю, не думаю ни о чем! Ни как я выгляжу со стороны, ни что обо мне думают… У меня тело во время танца само по себе живет. Я посмотрела кассету со своим танцем, ты знаешь, это что-то! Вот такой вот парадокс: мама улетает от Чехова, а я – от стриптиза…

– Ой, Сашка, не пугай меня. Я даже слушать тебя боюсь, а маме вообще плохо стало.

– Да ладно тебе, плохо ей! Ей не из-за меня плохо, а за себя, любимую, страшно – что-то теперь будет… Дочка в стриптизерши подалась! Позор на материнскую голову!

– Не надо так, Саш… Ну я прошу тебя, не надо так про маму! Ты совсем, совсем ее не любишь!

– Да я-то, может, как раз больше ее люблю, чем ты. Потому что не боюсь. А ты все выслуживаешь любовь, боишься сказать не так, сделать не так: а вдруг твоя драгоценная мамочка на тебя обидится! Даже боишься сказать ей, что никакого красного диплома тебе не светит. Врешь и врешь уже пять лет почти… Как же, ведь мама должна тобой только гордиться, а по-другому просто ну никак нельзя! Придется тебе, Мишка, свой обыкновенный синенький дипломчик раскрашивать красным лаком для ногтей! Обращайся, у меня такой есть! А что? Для любимой мамочки мне ничего не жалко, даже лака… И вообще, в мои дела больше не лезь! Я сама буду все за себя решать, поняла? Я уже и контракт подписала!