Небольшой, но сильно разросшийся сад скрывал дом от посторонних глаз. Лишь поднявшись на последний перед Городским садом мостик, Клер смогла разглядеть высокие стрельчатые окна, точно прорезанные каким-то инструментом в терракотовом камне, на этом темном фоне резко выделялись белые оконные переплеты и светлая окантовка глубоких амбразур. Клер остановилась и сверилась с картой: да, вроде бы все правильно, канал, протекавший под мостом, назывался Сан-Джузеппе.

Она достала копию черно-белого снимка из книги сорокалетней давности и сравнила. Ничто здесь не изменилось: все та же четырехэтажная вилла смотрела на лагуну и канал, даже уровень воды такой же, и полосатый навес над стоянкой для лодок все тот же. И разросшийся сад перед домом, где буйным сливовым цветом цвели бугенвиллеи. Как она и подозревала, впервые увидев снимок, заметить с Большого канала этот дом в восточной части острова было просто невозможно.

Этот дом некогда принадлежал Алессандре Россетти; недаром столько времени Клер по крупицам собирала информацию – все вроде бы сходилось. В письме 1617 года, написанном неизвестным венецианцем, упоминалось “весьма уютное жилище” синьорины Россетти, которая проживала на канале Сан-Джузеппе. В одном из писем уже сама Алессандра рассказывала, что из окон гостиной видно восточное окончание острова и что она любуется кораблями, вплывающими в лагуну. Кому еще из живущих на этом канале был доступен такой вид? Канал Сан-Джузеппе был шире любого среднего канала Венеции; по обе стороны от него вдоль узеньких набережных – фондамента – тянулись разноцветные дома, под окнами красовались ящики с живыми цветами. Все в точности так же, как и на фотографии. Ведь городу шестьсот лет, подумала Клер, так что какие-то сорок – ничто в сравнении с этим.

Правда, четыреста лет тому назад город выглядел несколько иначе – к примеру, широкой набережной с мощеными берегами и мостом, на котором она стояла, тогда не существовало. Здесь была просто каменная стена или дерновая ограда между садом и лагуной, возможно, остатки еще сохранились под нынешними сооружениями. И все это находится в точном соответствии со сделанным Сальваторе Россетти описанием наводнения, которое случилось в 1612-м, когда всей семье пришлось срочно покинуть дом и искать укрытия в другом месте.

Интересно, подумала Клер, как складывалась повседневная жизнь Алессандры? В детстве, разумеется, она жила в окружении семьи – отца, матери, брата. Штудировала латынь, брала уроки риторики, занималась математикой, училась играть на лютне и спинете. Ездила вместе с семьей в гости, Россетти и сами принимали гостей, устраивали праздники и карнавалы.

Как сильно, наверное, изменилась ее жизнь после гибели отца и брата у берегов Крита. Интересно, сколько же дней и недель просидела Алессандра у окна, ожидая их возвращения, всматриваясь в воды лагуны? Клер почему-то казалось, что ждала она их вечно, бесконечными ветреными зимами; весной, когда начинала пробуждаться природа; жаркими летними вечерами, когда кругом царит аромат сладких и немного терпких на вкус ягод; глубокой осенью, когда солнце скрывалось в густом тумане, а воды лагуны становились серыми и холодными, как камень. Даже сегодня, ярким солнечным утром, дом Алессандры казался одиноким и заброшенным. Точно ее призрак до пор сих маячил в одном из окон, с тоской взирая на воды лагуны.

На что это похоже – быть куртизанкой, вдруг подумала Клер. И как, интересно, относилась к этому Алессандра? Клер предпочитала думать, что героиня ее была счастлива или, по крайней мере, довольна своим положением, понимая, что это лучший выход, который только могла предоставить ей жизнь. Но возможно ли вообще быть счастливой, ведя такую жизнь?… Или довольной? Возможно, потребность в выживании как таковом просто не позволяла ей задаваться подобными вопросами. Возможно, о счастье люди тогда задумывались гораздо меньше.

Ну а любовь? Клер не нашла никаких свидетельств того, что куртизанка испытывала глубокую душевную привязанность хотя бы к одному из своих содержателей. Возможно, романтическая любовь вообще ничего не значила для Алессандры. Может, ей было достаточно просто независимости, нравилось быть хозяйкой собственной судьбы. Но была ли она хозяйкой своей судьбы? Клер задумчиво смотрела на цветущую бугенвиллею, ветер слегка покачивал ее ветви. Она так надеялась, что, увидев дом Алессандры, совершит некое важное открытие. Поймет, постигнет наконец внутренний мир своей героини. Вместо этого ее охватила тоска и чувство полного бессилия. Да и возможно ли это вообще – по-настоящему понять, что происходило четыреста лет тому назад?

11 ноября 1617 года

Бьянка впустила его неохотно, а затем помчалась наверх, доложить хозяйке о незваном госте. Алессандра отложила в сторону набросок, взяла с письменного стола свечу и, подобрав юбки, стала спускаться вниз, в прихожую. Ей не нравились столь поздние визиты, но и изучение раковины наутилуса тоже не слишком вдохновляло. Похоже, ей так и не удалось передать жемчужное сияние внутренней части раковины, и она обрадовалась возможности хоть на минуту отвлечься от непосильного задания, которое поставила перед собой.

Таинственный гость стоял лицом к камину, с черного плаща стекали на паркетный пол капли воды. Услышав ее шаги, он обернулся, и в этот момент в небе за окном грозно сверкнула молния, а затем раздался такой раскат грома, точно небеса раскололись пополам. И Алессандре, вздрогнувшей от этих звуков, в первую секунду показалось, что она смотрит в сверкающие ледяным холодом глаза совершенного безумца.

Но вот раскаты стихли. И незнакомец представился, отвесив учтивый и изящный поклон, выдающий в нем человека молодого и воспитанного.

– Антонио Перес, виконт Утрилло-Наваррский. У меня письмо для маркиза Бедмара.

– Но его здесь нет, – ответила Алессандра. – Странно, что вы не пошли в испанское посольство. Любой покажет, где оно находится.

– Мне дали указания доставить письмо именно сюда и подождать маркиза, если возникнет такая необходимость. Я прибыл по приказу герцога Оссуны, наместника Неаполя.

– В ближайшие четыре дня я маркиза не жду.

– Тогда мне остается рассчитывать на вашу милость и гостеприимство.

– Не слишком ли далеко зашли ваши расчеты? Это мой частный дом, а не гостиница. В Венеции полно таверн, где можно переночевать.

Антонио выглядел огорченным ее отказом. В полутемной комнате, освещенной лишь догорающим пламенем в камине, свечой в руке куртизанки да редкими вспышками молний за окнами, Алессандра не заметила, как туго натянута у него кожа у висков, какие глубокие голубоватые тени залегли под глазами. Не заметила и лихорадочных пятен румянца на бледных щеках.

– Синьорина Россетти, я попал в грозу, которая длилась несколько часов, и вымок до нитки. – Он не стал говорить, что плохая погода послужила для него отличным прикрытием и в город удалось попасть без проблем. – Если вы желаете, чтобы я снова вышел под дождь и ветер, так и сделаю. Но человек, доставивший меня сюда, уже уехал и не вернется. А никакого другого транспорта у меня нет.