Проще говоря, усложнение карты реальности (а она у нас всё-таки чуть посложнее, чем у рептилии) позволяет нашему мозгу находить более сложные и изощрённые ходы для решения в конечном итоге всё тех же базовых потребностей – безопасность, социальность и продолжение рода.

Тут всё объяснимо: мир, в котором мы живём, сложнее, чем у той же рептилии, а потому и наши карты выглядят позаковыристее. Да и маршруты на этих картах получаются у нас поголовокружительнее. Там, где у рептилии – прыг-скок, под кусток и молчок, у нас надо, например, книжки Курпатова читать.

Справедливости ради, помимо всего этого невероятного усложнения нашего с вами мира разнообразными продуктами культуры (от языка и речи до ценностей и научных теорий), никаких принципиальных отличий между нами и теми же рептилиями нет: и мы, и они – всё те же самые контейнеры с генами, переправляющие их из прошлого в будущее.

Появилась ли в таком случае хоть какая-то действительная необходимость в «самости», «я» или «личности»? Нет, хотя подобные артефакты, как и сама культура, например, вполне могли возникнуть по ходу пьесы.

Важно другое – почему вы читаете книги (мою, в частности), а кому-то достаточно Инстаграм полистать с весёлыми картинками, с друзьями в баре потрендеть или в курилке парой слов перекинуться?

Может быть, это связано как-то с «самостью», «я» или даже «личностью», стремящейся к той самой маслоувской самоактуализации?

Боюсь, что и в этом случае нужды в такого рода химерах, даже если их тени и мелькают где-то по сторонам, нет никакой.

Тут – хочешь не хочешь – вспомнишь знаменитый диалог великого французского математика и астронома Пьера-Симона Лапласа с императором Наполеоном:

– Вы написали такую огромную книгу о системе мира и ни разу не упомянули о его Творце! – пожурил его император.

– Сир, я не нуждался в этой гипотезе, – простодушно ответил учёный.

То есть дело просто в самой сложности системы – чем она становится сложнее, тем более сложным становится и взаимодействие с ней.

В процессе вашего взросления и воспитания вам был вменён определённый уровень сложности окружающего вас мира – вы изучили множество условностей, общественных предписаний, знаний о том, как и что работает.

По сути, родители и учителя помогали вашему мозгу создать сложную карту реальности в том пространстве культуры, в котором вы воспитывались.

Кого-то пичкали самыми сложными культурными козябрами – хорошим образованием, эрудицию формировали, ответственность прививали, отношения с людьми учили строить основательные и осмысленные.

У кого-то, наоборот, дело было пущено на самотёк. И тут уж что в голову запало, то и запало, какие мемы в ней отфиксировались – такие и прижились. Наконец, какая компания взяла этого человека под своё покровительство, те ценности он и стал исповедовать, реализуя таким образом, впрочем, те же самые базовые потребности, что и любой другой человек.

В результате кто-то сам по себе оказался сложнее, а кто-то – проще. Хотя тут, наверное, даже и не скажешь, что кому-то больше повезло, кому-то меньше.

Чем вы сложнее, тем всё становится сложнее – карты, маршруты, даже сами ваши потребности.

Кому-то, вон, достаточно выпить, закусить и присунуть, а там – хоть трава не расти. Проще некуда. Или другая, но аналогичная по сути конструкция: «чтобы всё как у людей было», «чин-чинарём», «цивильно», «при параде», «чтобы никто ничего дурного не сказал и не подумал».

Если мышление у человека проще, а карты реальности в мозгу бесхитростнее, то и маршруты, которые он на них простраивает, сложностью не блещут – «мы звёзд с неба не хватаем», «мы в Академиях не учились» и т. д.

Впрочем, в тех рамках, в которых реальность мира доступна таким мозгам, человек может быть вполне органичен, адекватен и обладать достаточным уровнем «субъективного благополучия».

А кому-то получилось, что нужно большего – взаимопонимания настоящего, общения интересного, впечатлений культурных, дел масштабных, захватывающих, любви чувственной и глубокой.

Это, конечно, по разным причинам происходит:

• где-то прямо гены с заковыкой, о чём я уже рассказывал в книге «Троица»;

• где-то это жернова воспитания, то есть не в попу человека целовали с младенчества, а давали, так сказать, почувствовать силу авторитета и культурного прессинга;

• а где-то психофизиологические особенности человека (например, сексуальность) или особенности социальной среды, в которой он воспитывался (например, ситуация в семье), которые с раннего детства заставляли его ощущать сложность мироустройства: что не всё так, как говорят, и не всё так, как кажется.

Сказать, чтобы это было для таких людей каким-то везением, особенно если и то, и другое, и третье сразу, – не скажу.

Но то, что такого рода давление на психику, извне и изнутри, вызывает её неизбежное усложнение, – факт непреложный. А чем она сложнее, опять-таки, тем и карты сложнее, и маршруты на них будут получаться о-го-го какие.

Недаром биографии великих людей (тех, кого мы считаем великими) редко бывают, так сказать, солнечными. Иначе не пришлось бы Ломброзо про «гениальное помешательство» писать, а Гумилёву «пассионарные» теории строить.

Собственно, по этой причине я и не могу согласиться с Екклесиастом в том, что «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

Если уж так случилось, что вы из числа тех, кому суждено строить сложные карты и прокладывать на них витиеватые маршруты, пусть и для удовлетворения, в основе своей, достаточно примитивных, эволюционно детерминированных страстей, мудрость и знания – это единственное, что может вам помочь, чтобы в жизни этой не запутаться.

Если ваш мозг, неважно уже по какой причине, видит мир сложно (строит сложную модель реальности), а необходимость прокладывать маршруты, чтобы всё-таки доводить свои страсти до разрядки, никто не отменял, вам необходимо максимально конкретизировать карту вашей реальности, сделать её максимально полной, подробной, объёмной.

То, что это действительно так, прекрасно объясняет «информационная теория эмоций», разработанная выдающимся отечественным нейрофизиологом академиком Павлом Васильевичем Симоновым, о чём мы очень скоро поговорим.