class="p1">– Получим, ты уже оставил посмертную записку, в которой просишь никого не винить в своей смерти и отдаешь все, что принадлежит тебе, нам. Но давай все же действовать в рамках закона и выиграем счастливый конец для твоей шкуры.

– Окей, понял. Время на раздумья дадут? В одиночестве?

Вижу, как переглянулись, решая между собой, и подначиваю.

– Да ладно вам, что может сделать связанный смертник?

Один толкает второго в бок, я внимательно слежу взглядом за ними. Только бы съебали. Тяну время, чтоб осмотреться и что-то соображать. Они тоже тянут. Было бы все так сладко, они бы уже меня грохнули. Держат живым, значит нужен. И Лисичка в безопасности, пока они не знают месторасположения квартиры, в которой Вовка нас прятал.

Комната очень темная и выглядит пустой. Глаза долго привыкают к темноте, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь. Как назло ничего, что можно использовать.

Буду тянуть время до последнего, пока могу. Пока что-нибудь не придумаю. После всего дерьма, через которое я прошёл, я не могу позволить себе сложить лапки и умереть. У меня ещё впереди цель свою девочку излечить и завести потомство.

Как легко порой меняются мысли в критической ситуации. До этого мысль о потомстве доставляла странный дискомфорт, теперь сижу тут, избитый, прикованный к стулу, приговоренный к смерти и думаю о том, что вот умру сейчас и всё, мой род закончится, заработанное богатство останется ворам и бандитам. Такие себе перспективы.

Краем уха слышу, что в здании началась какая-то возня. Послышались выстрелы. Да я блядь сегодня везунчик просто. Как магнитом все дерьмо к себе притягиваю.

Скрыться негде, бежать некуда, прикован так, что лишний раз пошевелиться сложно. От пули не увернусь.

– Сука!

В этот момент в комнату кто-то заходит.

– Мужик, освободи меня, в долгу не останусь!

Я всегда был хорошим дипломатом. И последний раз именно языком вытащил себя из передряги. Пулю, правда, все равно схватил.

– Заткнись, – рявкают грубо мне в ответ и на голову надевают мешок.

– Сюда, здесь он. Берем, на раз, два три.

Мой стул вспарил над землёй.

– Чо за нахуй?!

– Да заткнись ты, – буркнул другой мужской голос раздосадовано, а затем что-то обожгло затылок и я резко отключился.

Очнулся в больничной палате. Знаю такие, бывал уже. Военный госпиталь, в котором глав врач приятель старый, мой и Белякова. Не сразу фокусирую взгляд. Первым вижу фигуру друга у окна.

– Вовка, как я тут оказался?

– Дурак ты, Стрельцов. Подставился. Еле вытащили твою шкуру с того света.

– Спасибо, – киваю искренне и мой друг от души офигевает.

Его заботу я всегда воспринимал как должное. Ну он же может, сделает, хули. Я никогда не задумывался над тем, как ему все это даётся.

– Кто-то в лесу сдох. Наверное, ты. Поздравляю, официально ты мёртв.

– Как?

– Тебя похитили из здания полиции, вывезли на заброшенный завод и требовали выкуп. А потом цех, в котором держали сгорел. Проводка слабая, похитители зашли, врубили свет и коротнуло.

Киваю, пытаюсь усмехнуться. Красавчик, все по высшему разряду.

– Бизнес и долю в банке ты завещал мне, кстати.

– Пиздец я щедрый.

– Ты такой.

Беляков отходит от окна, подходит к моей кровати и говорит.

– Без слез не взглянешь, не рожа, а свиная отбивная. Ох и будет Маринка голосить, когда тебя увидит.

– Сколько я был в отключке?

– Пару часов. Я ей звонил, нормально всё. Ждёт тебя домой.

– А меня выпустят?

– А с каких херов тебя держать? Ничего не сломано, физически ты цел. Косметически – рожа страшная. Но кто тебе виноват.

– Ладно бухтеть, вези к ней.

Эпилог

Семь лет спустя.

Выхожу на балкон с чашкой обжигающе горячего кофе. Мороз сразу щекочет нос и кусает щёки. Зимы в Скандинавии суровые, лютые, а к нам после такой метели ни одна машина не проедет. И это хорошо, и не страшно. Запасы всего у нас есть. Всегда. Как-то шутил, что мы и апокалипсис здесь переживём.

Любуюсь видом. Мы давно обосновались здесь, но к этой красоте так легко нельзя привыкнуть. Озеро, горы, речка в ущелье между ними. Как на картинке. А это моя реальность.

Здесь есть ещё кое-что как на картинке. Моя девочка.

– Любимая, возвращайтесь домой, я чай тебе заварил.

Мариша играет во дворе с Тенью, нашей хаски. Эта крутая псина хвостом бегает везде за хозяйкой, охраняя как зеницу ока.

Машет рукой и счастливо улыбается. Присаживается, что-то шепчет на ухо собаке, и та стрелой несётся к дому и лает.

Мариша бежит следом, и я знаю, что в дом попадет вся румяная и свежая. Припадает к моей груди и попросит ее согреть.

– Рустам, я замёрзла, родной, согреешь меня?

Глаза горят, когда расстёгивает куртку, кусает губы. И я знаю, что это за взгляд

– Если ты уберешь свою псину, и она не будет пытаться оттяпать мне пятку, как в наш последний раз, – смеюсь, глядя на недобрый взгляд Тени.

– Малыш, к детям, – ровным голосом произнесла моя девочка и с улыбкой посмотрела на собаку, – тебя ждут твои карапузы и не скули.

Тень вильнула хвостом и побежала в свой импровизированный нами садик для малышей. Мариша обожает эту свору и нянчится как с родными детьми.

– Чем займёмся, мой любимый мужчина?

– Тем, что у нас получается лучше всего, моя сладкая.

У нас не получились дети. После переезда долгое время мы тянули, не хотели, потом попытались и ничего. Меня это не огорчало, мою девочку тоже. Мы всё ещё наслаждались друг другом, как в первый раз.

Годы в этом удивительном месте перезагрузили и меня, и её. Мы расслабились, стали спокойнее, и любили друг друга. Единственное, боевики в качестве семейного кино не смотрели. Свои воспоминания были круче любого кино.

Мариша стягивает комбинезон к ступням и смешно его стаскивает, танцуя на месте. Улыбается.

– У меня уже три дня нет... Не так, у меня задержка три дня. Это ничего не значит, конечно, но если ты мне все же сделала ребенка, я очумею, Стрельцов. Правда.

Смеётся и гладит свой живот. К рождению потомства уже относимся философски. Даст Бог – славно, а нет, мы и так безумно любим друг друга.

– Так, а это уже интересно, – смотрю на ее живот и усмехаюсь иронично, –