Мадам, наоборот, рассмеялась в трубку:

— У вас завышенная самооценка, милый человек.

Весь месяц я тоскливо со всех сторон обдумывала невеселую мысль, что придется-таки ехать в однокомнатную квартиру из своих двух комнат. Цепочка, которую я пыталась составить, оборвалась на третьем шаге. Дилетанту надо было бросить всё и заниматься одним разменом. У меня на это ни сил, ни времени не было.

Почаще стала заходить в церковь, ставила свечки, молилась, чтобы дело сдвинулось. Но и месяц прошел, и второй. Никто не интересовался нашей квартирой, хотя мадам уверяла, что «всё в процессе».

Мне советовали обратиться в агентства недвижимости, которые только стали появляться. Размен через «куплю-продажу» был делом новым, непонятным. Тогда казалось, что это самый верный способ потерять и деньги, и недвижимость… Я позвонила в одну из таких фирм. Выслушав мои условия, продавец недвижимости сказал:

— Будет вам двухкомнатная квартира. В Бирюлево-товарном.

Я почти согласилась на Бирюлево-товарное, потому что поняла: с мадам каши не сваришь, она всю душу вымотает, но сделает по-своему. Уезжать с проспекта Мира, конечно, совсем не хотелось. Во-первых, почти центр… Но главное, душа прикипела к намоленному Знаменскому храму, который не закрывался в годину гонений.

Вдруг мадам заявила, что сын Игорек жениться раздумал, заболел, квартирой заниматься некогда. Молодая семейная пара из комнаты Анны Вячеславны в спешном порядке съехала, и должны были заселиться какие-то другие люди, тоже якобы родственники. Обиженные молодые проговорились, что на самом деле мадам просто решила сдавать комнату чужим людям. С молодыми я как-то уживалась, они за комнату не платили и вели себя скромно. Но кто явится на их место? Если такие, как мадам, миру в нашей коммуналке придет конец. Было от чего заунывать.

Я сама позвонила ей. Состоялся нелицеприятный, на повышенных тонах разговор. Пословицу «Договор дороже денег» было бессмысленно даже упоминать. В ход пошла тяжелая артиллерия. Я выкрикивала: «Вы не имеете права», «никого не пущу», «врежу новый замок», «сообщу налоговой инспекции» и тому подобные аргументы. На советского доктора «философских» наук всё это не сильно действовало. В конце разговора мадам подвела свой итог:

— М-да! Вот она наша творческая интеллигенция. Только на глотку умеет брать. Вы — прирожденная скандалистка. Бедная моя свекровь не выдержала, убежала от вас.

— И у вас вскорости умерла…

Мадам замолчала, а потом отчеканила:

— Ни пяди вам площади не уступлю. Ни пяди! — произнеся это так, что мороз по коже пополз. — И уберите свой буфет из коридора!

– À la guerre comme à la guerre!

— Что, что? — с угрозой переспросила мадам.

— Французская пословица. На войне, как на войне! — сказала я. — А вот русская: «Враг хотел пировать, а пришлось горевать», — и бросила трубку.

У мадам оказалась настоящая бульдожья хватка: «ни пяди она не отдаст», будто я фашистский захватчик. Ладно бы, чего-то в жизни не хватало, но ее дом был — полная чаша, жизнь катилась по накатанной номенклатурной колее. Недавно мадам отметила 75-летний юбилей, и мне казалось странным, что она, занимаясь всю жизнь «философией», так и не поняла: пора о душе думать, а не тленные сокровища на земле собирать. На тот свет ничего не возьмешь, кроме добрых дел. Знала я, конечно, что она для Игорька собирает, своего пятидесятилетнего оболтуса, лентяя и разгильдяя с младых ногтей, чтобы окончательно погубить его. Потому что леность и праздность до добра не доводят. Анна Вячеславна много переживала о своем непутевом бездетном единственном внуке, о неправильном его воспитании, но смирялась, старалась не говорить резких осудительных слов — ни о внуке, ни о его родителях, хмурилась, когда я начинала их ругать. И вот сейчас, когда хотелось просто убить мадам — морально, конечно, я чувствовала, что Анна Вячеславна будто наблюдает за мной с того света и — хмурится. Оставалось одно: проглотить обиду и свыкнуться с мыслью, что справедливого и быстрого размена не будет.

Но попробуй проглоти, когда тебя от нее трясет. На следующий день я отправилась в наш храм на исповедь. Батюшка разрешил меня, кающуюся грешницу, хотя к причастию не допустил, пока пребываю в такой нелюбви к ближнему. Ну какая она мне ближняя, думала я, скорее бы уж дальней стала и сердилась на батюшку, который знал про все страсти-мордасти вокруг моей коммуналки и даже пожалеть меня не хотел… Подумав, то есть помолившись про себя, он только сказал, кивая на чудотворную икону:

— Молись мученику Трифону, он жилищные дела устраивает. Молебен закажи и всех участников туда впиши. Это и будет твой акт любви к ним.

Я не очень верила в то, что каждый святой «отвечает» за определенные человеческие нужды. А если их перепутать?..

Ну хорошо, молебен так молебен. После литургии отстояла и молебен, просила святого Трифона поскорее и получше квартиру разменять.

Слава Богу, трясти меня перестало. Будущее выглядело уже не так мрачно. Неделя прошла своим чередом.

И вот — исторический звонок.

— Наташа, ну как там у вас? — послышался вкрадчивый голос мадам. — Новости есть?

— Новостей нет. А у вас?

— Мы тут посовещались: Женя, Игорек. И вот что… Вы уж, пожалуйста, как-то там по своим каналам посодействуйте размену.

— По каким каналам? — не поняла я.

— Ну, религиозным. Помолитесь, что ли. Женя особенно вас просит. В память Анны Вячеславны. Разъедемся — и гора с плеч. Но чтобы по-честному. Иначе мы не согласимся.

— Инна Виленовна, даже не сомневайтесь!

Что там у них произошло, осталось неизвестным. Главное выяснилось потом, и в которой уже раз я удивилась мудрому Промыслу Божиему. Но всё по порядку.

Я подошла к тому же священнику и спросила, кому еще молебен заказать. Он благословил: мученику Трифону, святителям Николаю и Спиридону Тримифунтскому.

— А как, всем сразу? — спросила я.

— Приходи каждое воскресенье и молись.

— Благословите.

— Бог благословит, — улыбнулся священник. — Ничего. Прорвемся!

После трех молебнов, как ни странно, страх перед агентствами недвижимости как-то поутих. Я отправилась в одну из контор, которая существует до сих пор — вот уже почти двадцать лет, и озвучила свои условия. Мне сразу же предложили переехать в Марьино, на самую окраину Москвы.

— Нет, — говорю. — Я никуда не уеду от своей церкви.

Ребята из агентства пожали плечами, мол, постараются мне помочь, но ничего не обещают. К огромному удивлению, назавтра мне позвонили и сказали, что есть подходящий вариант. Двухкомнатная квартира на улице Трифоновской.

— Трифоновской? Разве такая есть? Где?

— В десяти минутах ходьбы от вашей Знаменской церкви.

Невероятно. Я не могла поверить. Где-то был подвох.