– Я думаю, что на небо поднимется лишь ваша душа, – мягко предложил свою версию священник. – Во всяком случае обычно бывало именно так. Ответьте, сын мой, просила ли вас о чем–нибудь дама Эсклармонда? – он боялся разозлить Людвига, одновременно с тем ощущая отеческую теплоту и расположение к молодому королю, которое он не мог ничем объяснить.

– Дама Эсклармонда обещала обвенчаться со мной, – Людвиг потупился. – Она сказала, что я волен исполнить свой королевский долг и продолжить династию. Что это нисколько не огорчит ее и заставит клеветников замолчать. Но, святой отец, как могу я, забыв дарованные мне милости, предпочесть ей другую? Как могу я искать любви и благосклонности иной дамы, после того как госпожа моего сердца Эсклармонда соблаговолила сделать меня своим рыцарем?!

Полгода назад, отец мой, я дал обед безбрачия. И намерен исполнить его. Вот что тревожит меня, лишая покоя и сна, – я боюсь, что мой народ, которого я люблю, несмотря даже на то, что он предал меня, заставив сердце мое истекать кровью, я боюсь, что мой народ найдет способ заставить меня выбрать себе земную женщину! Моя дама, хоть и говорит о том, что я могу жениться, на самом деле не простит мне подобной измены. Так как, признаться, я считаю, что она испытывает меня, проверяя на прочность мою преданность и мою веру.

Сказав это, король поднялся со скамьи и пошел в сторону выхода. На пороге он остановился и, оглядев скромное церковное убранство, крикнул ожидавшему его за дверьми секретарю, чтобы тот распорядился выделить деньги на ремонт церкви.

– Да благословит вас Господь, сын мой! – священник поднялся со скамьи и попытался было догнать короля, но тот лишь тряхнул длинными черными кудрями, точно отгоняя дурной сон.

– Да благословит он вас, святой отец, – эхом ответил Людвиг и поспешно вышел из церкви.

Никто не мог поручиться в том, что в рассказе пьяного священника есть хотя бы слово правды, но церковь действительно вскоре была отремонтирована из королевской казны. Что же касается Людвига и его свиты, то в тот же день фермеры видели королевскую кавалькаду.

Странность заключалась в том, что на подъезде в Фюссен в свите насчитывалось не больше семерых человек, а когда Людвиг покидал церковь, его отряд вдруг чудным образом увеличился до сорока душ, большая часть из которых была одета в сверкающие доспехи и длинные рыцарские плащи.

Как это часто бывает, в то время когда король ратовал за подъем германского искусства и культуры, когда музыка Вагнера призывала разделенную на отдельные княжества Германию объединяться, Пруссия и Австрия начали войну из–за Шлезвиг–Голштинии.

Напрасно Людвиг призывал своих министров сохранять нейтралитет и засылать послов с миссией мира в оба государства, открыто выступая против братоубийственной войны. Все было бесполезно и предопределено заранее. Бавария должна была не просто ввязаться в военный конфликт, но и в силу исторических обстоятельств биться на стороне Австрии против Пруссии.

Людвиг был откровенным противником войны, в то время как его младший брат Оттон принял известие о готовящейся мобилизации с восторгом. Он устроил себе самые шикарные и дорогие проводы, которые видела когда–нибудь чопорная Бавария. Любимчика театральных и опереточных актрис провожали оркестры, марширующие по улицам города и играющие веселые мелодии. Сам Оттон гарцевал сначала на прекрасном коне с голубым султаном и дорогой сбруей, а потом перебрался в карету, посадив рядом с собой цветник из самых красивых и знаменитых в Мюнхене актрис.

Не спасовал кронпринц и на полях сражения, где честно заслужил железный крест и умудрился вернуться домой не только без единой царапины, но и, в отличие от его невезучей страны, с законной добычей в виде знаменитой прусской плясуньи Лили Мулле. Влюбившаяся в красавчика Отто девушка была согласна отправиться за ним хоть на край света.

Война длилась всего месяц и закончилась полной победой Пруссии. По окончании войны Бавария обязалась уплатить тридцать миллионов гульденов военных издержек.

Это было тяжелое время для всей страны, поэтому король нарушил свое затворничество и отправился со всей своей свитой и членами королевской семьи в длительную поездку по стране. С рыцарской добротой, мягкостью и щедростью он вникал в любое дело, любую проблему, стараясь принять наиболее подходящее решение. Никто не уходил от него без помощи и награды.

Впервые после истории с герцогиней Софией Людвиг снова был на людях, впервые подданные могли лично видеть короля, идущего по их улицам, беседующего с главами городов и простыми людьми. Людвиг снова нравился, снова был популярен, его любили, превознося его образованность, красоту и благородство.

Он снова был положительным героем газетных статей, снова кружил головы красоткам на балах, посещал театры и собрания своего ордена.

Несмотря на то что газетчикам было известно, что Людвиг продолжает переписку с Вагнером, обосновавшимся в Байройте в Швейцарии, и время от времени высылает композитору деньги, эта тема уже не находила отклика в сердцах баварцев, вновь видевших своего короля и искренне восхищавшихся им.

В то же время он начал строительство в Байройте театра, который они задумывали еще с Вагнером и на который Людвиг не получил в свое время денег. Театр на лоне природы, равного которому нет на свете. Байройтский театр, который должен был стать настоящим храмом искусств и чудом света.

Войдя в раж, король снова сделался живым и достаточно словоохотливым, он снова горел желанием видеть новые спектакли. И как всегда планы короля были гигантскими.

Несмотря на то что за строительством в Байройте наблюдала международная пресса, которая знакомила своих читателей с планами зодчих и художников, день открытия нового театра сделался событием, затмившим все и вся.

Людвиг сдержал свое слово, байройтский театр поражал своими масштабами и использованием современных технических средств. Проект нового театра был создан Готфридом Семпером[31], которому не было позволено отступать от плана, предложенного Людвигом и Вагнером, которые занимались разработкой этого театра с самого начала. Сорок восемь метров в высоту – театр вмещал за раз 2000 зрителей. Европа не знала еще подобных масштабов, поэтому на открытие приезжали со всего света.

Все славили щедрость и размах короля, но, вопреки прогнозам, он так и не приехал на открытие.

Меж тем Людвиг все чаще начинал задумываться, что мечта о единой Германии, которую они с Вагнером пытались воплотить на сцене, – ничто без реального объединения. Недавняя война показывала с изумительной достоверностью, насколько хрупок мир в ситуации напряженности между разными странами.