Заместитель министра внимательно оглядела каждого, потом взглянула в окно, на солнце, такое прекрасное. Наверное, ей тоже хотелось прочь отсюда.

— Могу я попросить вас ненадолго выйти?

Хоффманн пожал плечами и пошел было к двери, но вдруг остановился. Микрофон. Микрофон отклеился и медленно сползал вниз по правой ноге под тканью брючины.

— Всего на несколько минут. Потом вы сможете вернуться.

Хоффманн ничего не ответил, только оттопырил на ходу средний палец. Услышал за спиной раздраженный вздох. Они видели его жест, разозлились, подняли взгляд. Этого он и добивался. Лишь бы не спросили, что это за ним тянется. Пит закрыл за собой дверь.

Лицо замминистра по-прежнему ничего не выражало.

— Вы говорили о девяти месяцах. О пяти месяцах. О мексиканской и египетской мафии. Я тогда сказала «нет», потому что ваши работавшие под прикрытием агенты, все с криминальным прошлым, рассматривались как источники высокого риска.

— Паула — не источник высокого риска. Он — залог успешной экспансии «Войтека». На нем построена вся операция.

— Я никогда не дам иммунитета от уголовного преследования сотруднику, которому ни вы, ни я не можем доверять.

— Я ему доверяю.

— Тогда, может быть, вы объясните мне, зачем интендант Йоранссон некоторое время назад его обыскивал.

Вильсон взглянул на своего шефа, потом — на женщину с ничего не выражающим лицом.

— С Паулой имею дело я, я работаю с ним ежедневно. Я доверяю ему, а «Войтек» уже здесь! Никогда еще нам не удавалось внедрить своего агента настолько глубоко. С Паулой… мы снесем мафии голову одним ударом. Если только Паула не будет отдан под суд за события на Вестманнагатан. Если он сможет свободно действовать в тюрьме.

Замминистра подошла к окну с желтым солнцем и видом на столицу, которая жила своей предвечерней жизнью и понятия не имела о том, кто и как ею управляет. Потом взглянула на человека, до сих пор хранившего молчание.

— А вы что скажете?

Замминистра юстиции открыла свои двери для комиссара уголовной полиции Вильсона и интенданта Йоранссона. Но ради особо серьезных решений она пригласила самого главного человека Главного полицейского управления, попросила его тоже посидеть за столом и послушать.

— Уголовная элита, мультимиллионеры, те, кто совершил тяжкие преступления, у «Войтека» вроде финансистов. Основная масса уголовников, должники, мелкие воришки у «Войтека» вроде рабов. — У начальника Главного полицейского управления был резкий гнусавый голос. — Я не хочу, чтобы так было. Вы не хотите, чтобы так было. У Паулы нет времени на Вестманнагатан.

Хоффманну надо было успеть за несколько минут.

Он проверил расположение камер, довольно близко к обоим лифтам, и встал прямо под одной из них, чтобы оказаться в слепой зоне. Убедился, что рядом никого, расстегнул ремень и молнию на брюках, поймал микрофон и протянул провод под промежностью к животу.

Скотч никуда не годится.

Руки Йоранссона во время обыска слишком сильно прижали и порвали его.

Еще минута-другая.

Хоффманн немного распорол внутренний шов брюк, непослушными пальцами закрепил провод в дыре и развернул микрофон к молнии, после чего натянул свитер на брюки как можно ниже.

Неважное решение. Но сейчас — единственно возможное.

— Вы можете вернуться.

Дверь в середине коридора была распахнута. Замминистра помахала ему, и он двинулся к ней, стараясь шагать нешироко, но как можно естественнее.

Они приняли решение. Во всяком случае, у Пита появилось такое чувство.

— Хочу спросить еще кое о чем.

Заместитель министра взглянула сначала на Йоранссона, потом на Вильсона.

— Предварительное следствие длится уже как минимум сутки. Полагаю, его начала городская полиция. Я хочу знать, как вы… все устроите.

Вильсон ждал этого вопроса.

— Вы читали мое донесение, представленное шефу уголовной полиции лена. — Он указал на распечатки, которые лежали на столе перед каждым участником собрания. — А это рапорт, составленный следственной группой — Гренсом, Сундквистом, Херманссон и Кранцем. О том, что они знают, что видели. Сравните его с моим рапортом, с тем, как на самом деле развивались событии; там сказано, почему Паула присутствовал в той квартире. Он был там по заданию полиции.

Замминистра быстро просмотрела свой экземпляр.

— Доклад о реальных событиях. И доклад, который содержит только то, что известно нашим коллегам.

Ей это не нравилось. Пока она читала, мертвое лицо в первый раз ожило — рот, глаза, — словно прочитанное противилось ее презрению и решению, которое, ей казалось, она даже всерьез обдумывать не собиралась.

— А сейчас? Что произошло после того, как это написали?

Вильсон улыбнулся. Первая улыбка в кабинете, задыхающемся от собственной серьезности.

Все еще улыбаясь, он посмотрел на Хоффманна:

— Рубашка со следами крови и пороха. Но… крови, которая заинтересует полицию, нет ни в одной шведской базе данных. Идея в том, чтобы подбросить полиции ложный след. Он никуда не приведет, но отнимет у следствия время и силы.

Красные пятна на серо-белой рубашке спустя сутки стали бурыми. Гренс раздраженно пошевелил ее снятой перчаткой.

— Рубашка убийцы. Кровь убийцы. И мы никуда не продвинулись.

Кранц все еще сидел за компьютером с изображением красных стрелочек над разными цифрами.

— Человека мы не определили. А вот место — может быть.

— Не понял.

Тесный кабинет был таким же пыльным и темным, как и все остальные кабинеты криминалистического отдела. Свен посмотрел на сидящих рядом с ним мужчин. Ровесники с жидковатыми шевелюрами, не особенно симпатичные, облезлые, но мастера своего дела. Было ясно — оба жили работой с того самого дня, как она стала их работой.

Молодежь, идущая им на смену, едва ли будет такой. Гренс и Кранц относились к вымирающей породе.

— У кровавых пятен поменьше — тех, что принадлежат стрелявшему, — в наших базах нет имени. Но тот, у кого нет имени, все же где-то живет и всегда оставляет что-то, с чем можно работать дальше. Я обычно ищу следы устойчивых органических загрязнений, которые накапливаются в теле, медленно распадаются, сохраняются долго, имеют низкий уровень растворимости. Они иногда приводят следователей в нужное место.

А Кранц даже двигается как Эверт. Свен никогда не задумывался об этом; он огляделся, ища диван для посетителей — ему вдруг пришло в голову, что криминалист тоже задерживается на работе допоздна, а его квартира тем временем стоит пустая и темная.

— Но не в этот раз. Ничто в крови не может привязать твоего убийцу ни к месту, ни к стране, ни вообще к континенту.