– Я не пьян!

– Может статься и так. – Магнус вцепился обеими руками в густые волосы и вдруг вспомнил Камиллу. Вот это да, почти два часа он и не думал о ней, Уилл смог отвлечь его. Какой прогресс. – Не один ты потерял близкого человека, знаешь ли.

– Не смей так говорить! – воскликнул Уилл с перекошенным лицом. – Будто мое горе самое обычное! Я слышал, время лечит и ничего не может длиться вечно. А если нет? Моя рана кровоточит день за днем…

– Еще бы, – ответил Магнус, откинувшись на подушки, – в том-то и прелесть проклятия.

– Ладно бы проклятие убивало тех, кого полюблю я! Я смог бы устоять. Но не давать любить себя – просто дико, да и утомительно вдобавок, – устало ответил Уилл. Магнус подумал, что лишь юноша семнадцати лет станет настолько драматизировать ситуацию. Впрочем, отчасти чародей его понимал. – Целыми днями я ношу маску озлобленного и порочного повесы…

– А мне ты нравишься таким. И не говори, что тебе совсем неприятно строить из себя дьяволенка, Уилл Херондэйл!

– Говорят, это у Херондэйлов в крови, такой вот ершистый характер, – ответил Уилл, глядя в огонь. – Элла тоже была такая. И Сесилия. Никогда не думал, что придется сыграть эту роль. А вот пришлось. Я прекрасно усвоил урок, и теперь все меня ненавидят. Но порой кажется, будто я теряю себя… будто мое настоящее «я» ускользает, все лучшее, честное и истинное уносится в пустоту. Если слишком долго притворяться, то маска может и прирасти! Если всем все равно, как знать, существуешь ли ты?

Последнюю фразу он произнес едва слышно, и Магнус переспросил:

– Что ты сказал?

– Ничего. Где-то прочел. – Уилл повернулся к нему. – Прояви милосердие хоть раз, отправь меня в мир демонов. Только там я смогу найти то, что мне нужно. Ведь это единственный шанс! А без него нет смысла жить дальше…

– Легко рассуждать так в семнадцать лет, – весьма прохладно ответил Магнус. – Ты влюблен и думаешь, что все остальное неважно. Но мир гораздо больше, чем тебе кажется, и ты нужен ему. Ведь ты – Сумеречный охотник и служишь великой цели. Твоя жизнь тебе не принадлежит, и не смей ею разбрасываться!

– Тогда у меня вообще ничего нет, – проговорил Уилл и, оторвавшись от каминной полки, пошатнулся, как пьяный. – Если даже над своей жизнью я не властен…

– Да кто сказал, что все должны быть счастливы?! – мягко заметил Магнус, внезапно вспомнив отчий дом и испуганно отпрянувшую мать, а рядом ее разгневанного мужа, но вовсе не своего отца. – А как же чувство долга?

– Я уже отдал все, что мог! – воскликнул Уилл, срывая пальто со спинки стула. – С меня хватит! И если тебе сказать больше нечего, то прощай и ты, колдун!

Он выпалил последнее слово как проклятие. Магнус пожалел, что был излишне суров, и попытался остановить юношу, но тот уже хлопнул дверью. Несколько секунд спустя он увидел, как Уилл промчался мимо окна гостиной, на ходу пытаясь попасть в рукав пальто и сгибаясь под порывами ветра.

* * *

Тесса сидела перед туалетным столиком в ночной сорочке и перекатывала в ладони пуговку. Чтобы выполнить поручение Шарлотты, она хотела остаться одна. Ей и раньше доводилось превращаться в мужчину: Темные сестры неоднократно заставляли ее. Непередаваемое ощущение, и отнюдь не из приятных. В глазах Старквэзера была тьма, а в голосе – некая сумасшедшинка, особенно когда он говорил о трофеях. Неудивительно, что девушке вовсе не хотелось смотреть вглубь этого человека.

Ее ведь никто не заставляет, можно просто выйти и сказать, что ничего не получилось. Но Тесса не смогла бы поступить так, ведь ей доверяли, к тому же она очень признательна Институту за помощь и поддержку. Сумеречные охотники были так добры к ней, защитили от Магистра, приютили у себя; благодаря им она хоть немного узнала свою природу. Да и цели у них общие – найти и уничтожить Мортмэйна. Она вспомнила ласковый взгляд серебристых глаз Джема, такой спокойный и надежный, ведь он верит в нее. Глубоко вздохнув, Тесса сжала пуговицу в кулаке.

Тьма сомкнулась, словно заключив ее в кокон прохладной тишины. Слабо потрескивал огонь в камине, за окном завывал ветер. Темнота и тишина. Она почувствовала, как тело изменяется: руки стали большие и распухшие, измученные артритом. Спина заболела, в голове появилась тяжесть, колени задрожали, во рту скопилась горечь. Гнилые зубы, они еще и болят, да так сильно, что Тесса едва не вырвалась из сомкнувшейся тьмы. Надо найти искру, нащупать ту тонкую нить.

Наконец девушка нашла свет, но он не горел, как маяк в ночи, а словно отражался от разбитого зеркала – отдельные фрагменты, стремительно проносящиеся мимо. Лошадь, вставшая на дыбы, темная гора, покрытая снегом, черный базальтовый Зал заседаний Анклава, расколотая могильная плита. А вот и воспоминание: Старквэзер танцует на балу со смеющейся женщиной в вечернем платье с завышенной талией. Тесса отбросила этот фрагмент в сторону и потянулась к следующему.

Небольшой домишко между двумя холмами. Старквэзер затаился в какой-то рощице и смотрит, как открывается входная дверь и выходит мужчина. Память Старквэзера сохранила даже его участившее ся сердцебиение. Человек высокого роста, широкоплечий и зеленый, как ящерица. Волосы черные. Держит за руку вполне обычного ребенка, который резко отличается от него – маленький, пухленький и розовощекий.

Тесса знает имя мужчины, потому что его знает Старквэзер.

Джон Шейд.

Шейд сажает ребенка на плечи, а из дома выходит несколько диковинных существ, похожих на детские куклы, но в рост человека, вместо кожи – блестящий металл. Без лиц, но в одежде. На некоторых грубые фермерские комбинезоны, на других простые муслиновые платья. Автоматы берутся за руки и идут по кругу, будто в народном танце. Ребенок смеется и хлопает в ладоши.

– Смотри хорошенько, сынок, – говорит мужчина с зеленой кожей, – в один прекрасный день я буду править целым механическим королевством таких созданий, а ты станешь в нем принцем.

– Джон! – зовет кто-то, и в окно выглядывает женщина. У нее длинные волосы цвета неба. – Джон, зайди в дом, вас кто-нибудь увидит. И ребенка испугаешь!

– Анна, он совсем не боится. – Мужчина смеется и, опустив мальчика на землю, ерошит ему волосы. – Мой маленький механический принц…

Старквэзера захлестнула волна ненависти столь сильной, что Тесса оторвалась от этого воспоминания и снова закружилась в темноте. Кажется, она поняла, в чем дело. Старик выживал из ума, и нить, связующая мысли и память, таяла. Возникавшие в его сознании картинки были разрозненными. Девушка попыталась снова представить семью Шейдов, и перед ней пронеслось еще одно воспоминание: разоренная комната, повсюду валяются шестерни, шарниры, обломки каких-то механизмов и куски металла, будто кровью, залитые черной жидкостью. А посредине лежат зеленокожий мужчина и синеволосая женщина, оба мертвы. Потом все исчезло, и Тесса снова и снова видела одно и то же: лицо девочки с портрета, висевшего на лестничной площадке, ребенка со светлыми волосами и упрямым выражением лица. Девочка едет на пони, взгляд полон решимости, а волосы развеваются на ветру, дующем с болот. Потом она кричит и корчится от боли – ее тело пронзает стило, проступают черные знаки… Последнее, что увидела Тесса, – свое собственное лицо в полумраке нефа йоркского Института; она ощутила глубокое потрясение и тут же вернулась в свое тело.