Заговори со мной, прошу.

Чтобы не заснуть, он рисовал пальцем на одеяле какие-то причудливые фигуры и беззвучно шептал губами одни и те же фразы:

– Заговори со мной. Я буду умнее. Я никому не расскажу. Заговори со мной. Я буду умнее. Я никому не расскажу. Заговори со мной. Я буду умнее. Я никому не расскажу…

И она заговорила с ним.

Научно-исследовательский корабль «Рассвет»

3 мая 2067 года

17:15 по МСК

ВИДЕОСООБЩЕНИЕ ЧЛЕНА ЭКИПАЖА СЕРГЕЯ КРАМАРЕНКО

Привет, Центр. Всё реже сеансы связи, всё дальше мы от Земли. Дальше, чем кто-либо. Мы почти у гелиопаузы[11]. Солнце здесь – как яркая звезда на ночном небе. Это удивительно. Мы так далеко.

Знаете, ощущения здесь, конечно, очень странные. Это безумно интересно. Это завораживает. Но вместе с тем – страшно, да, очень страшно. Мы были готовы к тому, что будет страшно, но сами знаете: готовность к страху и сам страх – это разные вещи. Нам очень помогает «Аврора».

И командир. Володька – настоящий герой. Я уверен, что ему тоже страшно, но он не показывает это вообще никак. И совершенно правильно делает. Паники сейчас нельзя. Тем более что полёт продолжается согласно всем расчётам.

Через пару месяцев мы ляжем в стазисные установки. Если всё пройдёт как надо, для нас пролетят доли секунды и мы очнёмся через восемьдесят семь лет уже в системе Проксимы Центавра. А если что-то пойдёт не так…

Не хочу об этом думать. Страшно, да. Очень. Я не знаю, что нас ждёт.

Здесь удивительно. Мы все чувствуем себя… конечно, очень странно, да. Но к этому привыкаешь. Живёшь себе и живёшь. День за днём, месяц за месяцем. Психика перестраивается очень сильно. Но человек остаётся человеком даже здесь, на границе Солнечной системы.

Верьте в нас, пожалуйста. Мы совершаем самое грандиозное путешествие в истории человечества. Нам важно, чтобы вы, там, на Земле, верили в нас.

Бывайте.

КОНЕЦ ВИДЕОСООБЩЕНИЯ.

* * *

Научно-исследовательский корабль «Рассвет»

11 декабря 2154 года по МСК

7:35 по МСК

– Что, нервничаете?

Лазарев соединил застёжки на ремнях и затянул их покрепче. Теперь он мог только шевелить руками и вращать головой в стороны: по бокам его удерживали, кроме ремней, плотные подушки, перемотанные белой лентой.

– Ага, – кивнул Крамаренко, он сидел справа от Лазарева.

Нойгард сидел слева, а Гинзберг был крайним справа. Оба кивнули.

Часы показывали 7:35. Через четыре минуты нужно начинать отстыковку.

– Это нормально, – сказал Лазарев. – Я тоже немного нервничаю. Я помню, как мы высаживались на Титан, перегрузки были очень мощные. А тут атмосфера плотнее. Будет сильно трясти.

– Понятное дело, – сказал Нойгард. – Как бы нас тут не расплющило.

– Не расплющит, – ответил Лазарев. – Смотрите, как красиво.

В переднем иллюминаторе снова показался рассвет: красные сполохи сверкнули на краю горизонта и расплылись прожилками по ярко-жёлтым облакам, а внизу загорелся бликами гладкий чёрный океан.

– Очень красивая планета, – сказал Крамаренко. – Никогда не видел ничего подобного. А какое здесь полярное сияние!

– Конечно, сияние. Скоро сюда дойдёт вспышка, – мрачно сказал Гинзберг. – Будет ещё и не такое.

– Посмотрим, – ответил Лазарев. – Не нервничаем, работаем.

– Работаем, – кивнул Нойгард.

Минуту они провели в полной тишине, глядя, как под ними проносятся жёлтые облака.

– Пора, – сказал Лазарев. – Закрываем скафандры.

Они опустили щитки на шлемах.

Лазарев взглянул на часы и через несколько секунд вдавил до упора кнопку отстыковки.

Раздался приглушённый стук, и их еле ощутимо толкнуло вперёд.

На мониторе задней камеры появился стыковочный шлюз, который с каждой секундой становился всё меньше.

– Вот и отделились, – сказал Лазарев. – Теперь сами по себе. «Аврора», как связь?

– Системы связи в порядке. Отстыковка прошла успешно. Приятного полёта, «Рассвет-2».

Голос «Авроры» теперь доносился через систему связи, встроенную в скафандр, и звучал не так, как раньше, – хрипловато, неглубоко, почти незнакомо.

Лазарев взглянул на экран навигации: действительно, всё в порядке, модуль вышел на заданную орбиту и движется с нужной скоростью.

– Ничего не забыли на борту? – сказал он с улыбкой. – Вернёмся не скоро.

– Кажется, я забыл выключить утюг, – засмеялся Ной-гард.

Все четверо заулыбались. Пока что всё шло хорошо.

Лазареву захотелось ещё как-нибудь пошутить, но на ум ничего не шло. Да и лучше, наверное, помолчать.

Стекло шлема запотевало сильнее, чем на тренировках, и ему пришлось перенастроить систему кондиционирования. Лишь бы со скафандрами ничего не случилось во время спуска, думал он. Впрочем, всё должно пройти хорошо.

На исходе второго витка вокруг планеты он приложил палец к кнопке спуска.

– Всё, ребята. Готовимся войти в атмосферу.

Остальные молча кивнули. Краем глаза Лазарев увидел, что Крамаренко нервно барабанит пальцами в толстых перчатках по своему колену.

Лазарев надавил кнопку спуска. Модуль слегка тряхнуло, и они почувствовали, как их тянет вниз – это напоминало спуск в быстром лифте.

– Двигательная установка даёт тормозной импульс для схода с орбиты. – Лазарев проговорил заученную фразу. – Начинаем спуск, полёт нормальный.

Планета занимала теперь весь вид в обзорном мониторе. Жёлтые облака кружились рассыпчатыми вихрями вдоль равнины из красноватого песка, клубились вокруг гор, плавали разорванной ватой над гладью моря.

Через несколько минут облака стали ближе и крупнее, а в боковых иллюминаторах, где раньше была чернота, становилось чуть светлее: в темноте сгущалась прозрачная зеленоватая дымка.

Лазарев посмотрел на приборную панель. Высота – 150 километров.

Он почувствовал, как его тело становится тяжелее.

– Входим в плотные слои атмосферы, – сказал Лазарев. – Приготовились.

Он дотянулся до кнопки выключения обзорной камеры: всё равно она сейчас сгорит. Изображение на мониторе погасло, теперь можно было смотреть только в боковые иллюминаторы.