Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саша! — ахнула она. Грим, достойный школьной самодеятельности, ее, конечно, не обманул. — Господи, Саша, кто это тебя так?..
— Погоди, — торопливо чмокая ее в щеку, отмахнулся Турецкий. — Сейчас…
И бросился в комнату к телефону. Домашний номер Дроздова он, к счастью, помнил наизусть.
— Вадим! — начал он срывающимся от волнения голосом. — Там у тебя случайно Скунс не сидит?.. Хм, да, вот представь себе, он самый… в Москве… Откуда сведения? Потом расскажу, это не по телефону… Нет-нет, совершенно точно… Значит, не видел и понятия не имеешь, куда бы он мог податься…
— А на кой он тебе-то? — поинтересовался Дроздов. — Непосредственное начальство надоело?.. Или рэкетиры наехали?
Воцарилось молчание. Турецкий поймал себя на том, что вслушивается: не хихикает ли там, за надежным плечом Дроздова, вражий сын Снегирев. Ну то есть Снегиреву сейчас точно не до хихиканья. Зато Дроздов…
— Если увидишь его, передай, зашел бы, — сказал наконец Вадим. — А то я тут как вышел в отставку, одичал чего-то…
— Если увижу… — хмыкнул Турецкий. — Маловероятно пока… хотя… Ладно, если что, непременно передам…
Он положил трубку И какое-то время стоял молча. Значит, не у Дроздова… Или у Дроздова, но тот, паршивец, молчать будет как партизан… Черт, куда он мог подеваться, этот полупсих с изуродованными руками… А впрочем, у него небось в каждом углу по крысиной норе…
За спиной у Турецкого тихо шевельнулась Ирина.
— Саша… — всхлипнула она, и Турецкий, обернувшись, в самом деле увидел у нее на глазах слезы. Она потянулась к нему, стала гладить синяк, стирая с него наложенный Любочкой макияж. Турецкий обнял ее и зарылся носом в пепельные волосы, чувствуя, как исчезает давящий груз нерешенных проблем и усталость сумасшедшей ночной гонки. Сейчас имело значение только то, что у него есть дом и в нем два самых родных существа. Ниночка и Ирина… Ниночка и Иринка, Иришка…
— Мужики… — прерывисто раздавалось между тем возле его уха. — Господи, что за мужики такие пошли ненормальные… Один фонарем на всю квартиру сияет… Другой с руками неизвестно что сотворил…
Размякшего, настроившегося было на лирику Турецкого словно окатили холодной водой. Мгновенно напрягшись, он ухватил Иру за плечи:
— Что? Ты о чем?..
Она смотрела на него чистыми мокрыми глазами:
— Ну как же… Тут у нас приятель твой был… Алеша… Полдня просидел…
Турецкий понял, как чувствовали себя сказочные персонажи, которых Кощей со злодейской постепенностью превращал в каменных истуканов.
— Кто?.. — переспросил он. Губы слушались плохо.
— Да ты же помнишь его, — искренне изумилась Ирина. — Тогда, в ноябре… на меня какие-то типы напали, он… Худой такой, волосы ежиком, ну, вспомнил? — Турецкий механически кивнул, а Ира взволнованно продолжала: — Пришел рано утром, сказал, только с поезда, вечером какие-то дела, устал, а податься некуда… Побриться там… Сел на кухне, сразу уснул… Ну я и…
Красочный рассказ о большой стирке, квалифицированной перевязке и роскошном тортище в холодильнике погиб не родившись. Ира испуганно осеклась, заметив, как позеленели те части лица ее мужа, которые еще сохраняли цвет, близкий к естественному.
— Я тебе что говорил?.. — свирепо зарычал Турецкий, несильно, но чувствительно тряся ее за плечи. — Без предварительного звонка к двери не подходить!.. В глазок не смотреть!.. Чужих в дом не пускать!.. Особенно всяких с удостоверениями!..
— Сказал тоже, чужого, — вдруг обиделась Ира и начала выкручиваться из его рук. — Ты уж мне тогда списочек напиши, кого пускать, кого нет, и помечай в нем, с кем у тебя на сегодняшний день разногласия. Может, ты со Славой Грязновым завтра поссоришься…
Он профессионально отреагировал на несвойственное ей слово.
— Разногласия?..
— Вот именно, разногласия. Он меня еще попросил тебя не беспокоить, если вдруг позвонишь. Порядочный человек.
До Турецкого постепенно доходило, какую шуточку сыграл с ним вражий сын Снегирев. Ну конечно. Зачем ему подставлять того же Дроздова? Взял да и приперся по знакомому адресу на Фрунзенскую. Уж кто-кто, а он отлично знал, что хозяина дома не застанет…
При мысли о том, ЧТО мог бы сотворить «порядочный человек», если бы того захотел, у Турецкого ослабли коленки.
— Саш, ты бы сел, — напуганная выражением его лица, сказала Ирина. Наверное, по его виду можно было предположить внезапную боль, ибо она встревоженно спросила: — Опять плечо?..
Турецкий сел прямо на клетчатый плед, аккуратно сложенный на диване. Вот взять бы да и выложить ей, что на самом деле представлял собой ее благородный спаситель. Заступник обиженных женщин, твою мать. А сам связался с приватизаторами из Кандалакши!
Снегирев внезапно показался ему чудовищем, способным на любую гадость и мерзость. Одновременно в глубине сознания звучал более здравый (а здравый ли?..) голос, утверждавший: Ирину Алексей не тронет никогда и ни при каких обстоятельствах. В этом Саша был необъяснимым образом убежден. Не тронет, и все.
Вот что начинается, когда в чисто служебные дела впутывают семью.
— Так… — чувствуя себя выпотрошенным, проговорил Турецкий. — Ну и куда он дальше пошел, твой?..
— Не знаю, — пожала плечами Ирина. — Он мне не докладывал. Взял рюкзак и пошел…
Из кухни вкусно пахло супом с фрикадельками. Добравшись до ванной, Турецкий обнаружил на краю раковины резиновые перчатки. Ирина правильно оценила реакцию мужа и не стала ничего объяснять, но Турецкий все понял сам. При мысли о том, что Снегирев не так давно стоял прямо вот тут, за прозрачной пластиковой занавеской, регулировал температуру воды, потом намыливался его, Турецкого, мылом и поворачивался под тугими теплыми струями, приятно бьющими сверху…
Нет, такой наглости и откровенной насмешки над собой он все же не ожидал.
— А спинку потереть он тебя не просил?.. — вырвалось у него.
— Не смешно! — сказала Ирина. Он хмуро заметил:
— Ты его еще пожалей.
Она промолчала, но на лице у нее было написано: «И пожалею!» Она даже не стала спрашивать, почему, собственно, Снегирева не следовало жалеть.
Женщины.
Горячий, вкусный суп, впрочем, без остатка растопил возникший ледок. Когда дело дошло до чая и Ирина хитровато предложила ему кусочек торта, Турецкий неожиданно для себя громко расхохотался.
Торт оказался свежим и вкусным. Однако потом, устроившись на диване, Саша вернулся мыслями на грешную землю.
«Итак, по крайней мере одним вопросом меньше, — размышлял он, решив извлечь из дурацкой ситуации максимальную пользу. — Нам известно, куда Снегирев направился в Москве и где провел утро. Известно также, что он брился и приводил в порядок себя и одежду. Значит, не соврал Ирке про важную встречу. Но вот с кем?.. Госкомимущество? ФСБ? Ох, чует сердечко, не обошлось тут без высоких структур, чтоб им ни дна ни покрышки…»