«Рядовой Яков Яковлев!»

«Я!» – громче обычного откликнулся богатырь.

Черномор ничего из ряда вон выходящего не заметил, глаза уже были не те: не в его возрасте пить по ночам столько чаю! Он спокойно свернул свиток со списком личного состава, сунул его в сапог и, расчесав ручищей полутораметровую бороду, занял своё командирское место. Двери зала распахнулись…

У посетителей музея зрение было получше, чем у дядьки Черномора: многие из них обратили внимание, что тридцать третий богатырь сегодня как-то слегка растрёпан и выражение лица у него невероятно счастливое. Те из любителей живописи, кто носил на носу очки, приметили такое же выражение лица и у Алёнушки. Ну а самые внимательные – те углядели, что волк под Иваном-царевичем был весь в мыле и летел не в ту сторону: Иван-царевич со своей царевной сидели на нём задом наперёд.

У одного дедушки было три внучки: старшая и средняя – красавицы неописуемые, одна умней другой, а младшенькая – хоть собой и хороша, да больно глупенькая. Старшие внучки растут-расцветают, одна с другой умом да красотою меряются, а младшая в те споры даже вступить не пытается, всё дурочку валяет. Так её и звать стали: Маруся-дурочка.

Вот настала пора девицам невестами становиться, мужьями обзаводиться. Сёстры быстро сработали: старшая нашла себе чиновника, а средняя – урядника. Вот они уж и свадьбы отпраздновали, уже и к супружеской жизни приступили, стали все её блага вкушать: ездят на автомобилях иных марок, ванны принимают из самой дорогой грязи, гостей встречают прямо в вечернем туалете, а в областном театре для них отдельное ложе зарезервировано – хоть весь спектакль спи. Словом, не жизнь, а сплошная краковская колбаса с изюмом. Только младшая сестра ни на ком взгляд свой остановить не может, так и живёт холостячкой: то этот ей не гож, то тот не люб, – дурочка, одно слово. Старшие сёстры на неё рукой махнули, а дед осерчал и слёг, но помирать пока не собирается.

– Вот, – говорит, – когда Маруська замуж выйдет, тогда и помру, не ранее.

Маруся в дедушкином доме так и живёт, ухаживает за стариком, по хозяйству целый день хлопочет – откуда ей ума набраться? И жениха себе не ищет, думает, по глупости своей, что жених для неё сам собой сыщется, на дом придёт. Только что-то он не торопится, а ходит в их дом лишь один однорукий почтальон Ипатич, отставной гвардейский солдат: приносит газеты да журналы всякие.

Вот однажды пришёл Ипатич и говорит:

– Ступай, Маруся, на пошту, там до тебя ценный бандероль пришёл, а мне его одной клешнёй не доставить, значить. Вот тебе на тот бандероль ценная квинтанция.

Удивилась Маруся: ей в жизни писем никто не слал, а тут целая бандероль, почти посылка! Накинула она платок на плечи, да и бегом на почту. А на дворе в ту пору дождь лил-поливал, глину намывал. Все посельчане по домам разбежались, а Маруся-то дурочка – идёт себе прямо под дождём, ртом капельки отлавливает. Так дождю возрадовалась, что и заплутала: зашла на какую-то незнакомую улицу. Ищет взглядом, у кого бы дорогу до почты расспросить. Увидела терем высокий, крашеный, а в окошке маячит добрый молодец – очки свои снял, стёклышки под струями дождя промывает, глаза сожмурил так, что и лица не рассмотреть.

– Сударь добрый молодец, – обращается к нему Маруся, – не подскажешь ли, как мне к почте пройти?

Парень удивился такой простоте обращения, напялил очки – да и обомлел весь, так ему девица приглянулась. Он от потрясения на вопрос ответить забыл, а сразу свой задаёт:

– А почто ты, краса-девица, под дождём гуляешь, без зонта мокнешь?

– А я Маруся-дурочка, мне можно, – отвечает девица весело. – А ты кто ж такой, что в такую расчудесную погоду дома сидишь, в окно через очки смотришь?

– Я Иван Премудрый, а сижу тут, поскольку никак, понимаешь, не могу однозначно решить, идти мне на улицу или не идти. Вот и смотрю в окно, размышляю, все за и против в голове взвешиваю.

Подошла Маруся поближе, смотрит, а в очках парень сразу собой хорош стал: лицо у него открытое, приветливое. Понравился Иван Марусе, она и говорит:

– Так как насчёт почты? Подскажешь али самой искать?

– Нет, нет, что ты, – замахал руками Иван, – сама не ищи, заблудишься. Я тебе сейчас подробный план начерчу, со всеми сторонами света, с соблюдением масштабности.

Рассмеялась Маруся:

– Ой, не смеши меня, добрый молодец. Я с твоим планом ещё пуще заблужусь – я же дурочка. Ты мне лучше пальцем покажи.

– Я пальцем не могу, это неприлично, – говорит Иван. – Я лучше сейчас к тебе выйду и до самой почты провожу в личном порядке.

– Неужто выйдешь? – улыбается Маруся. – Неужто и раздумывать долго не станешь?

Иван ни слова не сказал, взялся за раму и прямо через окно к Марусе выпрыгнул – аж очки в клумбу слетели.

– Вот, – говорит, – я и вышел. Теперь ты выходи.

– Куда выходить-то? – удивляется Маруся. – Я уже и так вся вышедши.

– Замуж за меня выходи, – поясняет Иван. – Незамедлительно.

А Маруся ведь дурочкой была: ломаться да кривляться не стала, со всей своей дури дала Ивану незамедлительное согласие.

Прежде чем повести Марусю под венец, Иван её на почту проводил. А никакой бандероли там и не оказалось: это Ипатич спьяну Марусину фамилию с чьей-то другой перепутал. Да и ладно, всё ж таки не зря сходила!

Молодые со свадьбой тянуть не стали: едва от дождя обсохли, тут же и собрались свадьбу играть. Обвенчались в церкви, расписались в загсе, Ипатича в свидетели взяли. После официальной части в дом поехали – пировать узким семейным кружком. Дед Марусин от радости привстал, в сидячем положении себя закрепил, стакан к руке привязал, к застолью приготовился. Да и сёстры подтянулись, вместе со своими супружниками в дедовский дом пожаловали на мужниных автомобилях.

Пока Иван со своими зятьями на мужской половине брудершафты пил, сёстры Марусю уму-разуму наставлять принялись. А надо сказать, что они Марусиной свадьбе не очень-то обрадовались, а даже наоборот. От большого ума, видать, обуяла их зависть чёрная. Как же – такой мудрый ей жених на голову свалился ни за что ни про что, да ещё с очками и с новым крашеным теремом! Вот и стали они Марусю исподтишка против него настраивать, подначивать её с высоты своего семейного опыта.

– Ты запомни, Маруська, главное, – говорят, – все мужики – дурни и кровососы. А ум женский в том состоит, чтобы их первей обдурить и из них самих крови высосать вдоволь. Тут наука сложная, тут много всяких психических тонкостей имеется, всяких скобочек и кавычек. Мы тебе постепенно-то всё расскажем, научим тебя правильной женской позиции.

А Маруся – ну дурочка дурочкой: не понимает, зачем ей возле своего любимого интриги всякие плести, зачем какие-то приёмчики тайные против него применять.

– Сестры милые, – говорит, – я ж замуж выхожу, а не к врагу в тыл забрасываюсь. Зачем вы меня своими странными науками потчуете, я всё равно ничего не усвою. Я дурочка, а жених мой – мужчина премудрый, пусть он за меня думает, а я по-евонному поступать стану.