Одно короткое слово, но как удар под дых.

Стало больно.

Так больно, что я опустила голову и провела пальцами по лепесткам роз. Но даже подарок, от которого всего миг назад бедной наивной Тессе Грей хотелось смеяться и плакать от накативших чувств, больше не радовал.

Мне было больно.

Очень больно.

И Север это моментально уловил.

— Тесса.

Он подошел, взял мое лицо в свои большие, чуть шершавые от постоянных упражнений с мечом ладони, и заставил посмотреть прямо в его опасно-прекрасные глаза цвета раскаленного металла.

— Тесса, я пообещал Кельвину не нападать на тебя. Я пообещал моей призрачной и самую малость двинутой родне, что ты вернешься в замок в целости и сохранности. Да что там, я даже дал слово Уинслоу, что позабочусь о тебе в Выселках.

Его большой палец мягко погладил мою щеку, скользнул к подбородку, осторожно коснулся нижней губы. Взгляд сделался ещё темнее и опаснее.

— И все они коллективно оторвут мне голову, если узнают о тех крайне неприличных мыслях, что мелькнули вот только что.

Мне очень хотелось поверить. Вот прям безумно. Закрыть глаза, податься вперед и просто ждать, когда Север меня поцелует.

Это как в детстве. Ты закрывал глаза и думал: теперь подкроватный монстр до меня не доберется. Родители ссорились на кухне, а ты лежал с закрытыми глазами и представлял праздничный ужин, где все такие нарядные, счастливые и нет забот. Потому что очень легко закрыть глаза и притвориться.

Гораздо сложнее жить без иллюзий. Без надежды.

— Возможно, это правда. — Я резко и непреклонно отвела его руки. — А возможно, проверка будущей миссис Праймус на верность жениху. В любом случае, я не собираюсь в этом участвовать.

Да, господа и дамы. Розовое наваждение встретилось с суровой действительностью, не выдержало жестокости и разлетелось на осколки.

«Молодец, Тесса, я почти тобой горжусь, — заорал Азра. — А теперь хватай нож и сорок точечных ударов в живот!»

Какой там нож. Мне бы просто свалить с кухни и не встретиться взглядом с Севером.

— Тесса.

И найти в себе силы не поворачиваться.

И не бежать так быстро, а то мой гордый демарш с кухни сочтут позорным бегством.

И не хлюпать носом!

И вообще. С чего это я вдруг расстраиваюсь?

Вон какой шикарный день: солнышко слепит, птички поют, драконы радостно жрут. Что за хрень!

Я обежала диван в гостиной, выскочила на крыльцо и заорала:

— А ну стоять, Зорька!

Воришка, пробравшийся к соседям, был обнаружен, сконфужен и контужен брошенным мной ботинком. Я же говорила, что меткая!

Спайк, не ждавший подставы, поперхнулся консервной банкой, затравленно прижал упитанное пузо к идеальной соседской лужайке и сделал вид, что не имеет ни малейшего отношения к разоренным мусорным бакам. Он даже попытался незаметно вернуть крышку на место, но хвост — это не лапа. Точности там никакой.

Под тихий вздох ужаса драколича мусорный бак перевернулся, задел собрата по несчастью, тот соседа, и все дружно покатились по дорожке, оставив содержимое на лужайке.

Выскочивший на улицу сосед увидел бардак, воцарившийся на некогда идеальном газоне, и в отчаянии заголосил.

У мертвого дракона включился инстинкт самосохранения, который настойчиво подсказывал, что его сейчас укокошат повторно. У меня дернулся глаз.

— Ну все, клыкастик. Ты доигрался!

Я подняла топор войны, точнее, поливальный шланг, крутанула вентиль и пошла в наступление.

И не дошла — кто-то очень ловко перехватил меня за талию.

— Пожалуйста, не надо, Тесса. Спайк плохо переносит холодную воду.

Двор накрыла волна черного света, и сосед замер на месте. Птицы, кумушки в домах напротив тоже. Даже ветер, еще секунду назад щекотавший волосами шею, казалось, призадумался о вечном.

Я тоже стояла как громом пораженная, но магия к этому не имела никакого отношения.

А кто имел? Так Данте Праймус, собственной некромантской персоной.

Небритый. Усталый. Свободный.

— Спайк. — Некромант посмотрел на своего питомца — клянусь, просто посмотрел! — и виновник морально скончался на месте.

По тому, как и что кто-то ест, можно очень многое сказать о человеке.

К примеру, Кельвин — прирожденный глотатель огня.

Это стало понятно, едва красавец-некромант придвинул тарелку с жареной картошкой, сыпанул сверху ложку перца, облил все жгучим соусом и намазал хлеб горчицей с хреном.

У простого смертного кушанье прожгло бы дыру в желудке, но Палачу хоть бы хны. Ел и даже к водичке не тянулся.

— …дал ребятам задания, а сам иду и думаю: что-то в этой истории не сходится, — вещал Кельвин, закусывая ядреной картошечкой в самых драматических паузах, так что вместо любителя острых соусов невольно наворачивались слезы у слушателей.

Эдвард был удостоен почетной наградной ленты «Подозревака года».

Ему постоянно что-то мерещилось в собственной тарелке. Он всматривался в каждый кусочек картошки, как орел всматривается в проносящиеся снизу просторы. Подозрительно принюхивался и четко следил за тем, с какой скоростью пустеют соседние тарелки.

Такому хочется нарочно подсунуть крошечный волосок. Просто чтобы увидеть торжественно выхваченный из тарелки мелкий мусор.

— А я, главное, пришел в библиотеку, — вставил свои пять копеек в рассказ Эд, — и меня точно интуиция к этому шкафу потянула. А он еще такой неприметный, в самом углу читального зала, верхняя полка в пыли, паутине, и только один корешок выбивается…

Рычаю был присужден значок «Поросенок года».

Парень мел с тарелки с аппетитом и безразличием изголодавшегося молодого организма, макая хлеб в подливку, выгребая даже остатки салата и шумно слизывая еду с тарелки.

Салфетка? Не говорите глупостей!

— …отхожу, значит, от дома престарелых, а мне навстречу медбрат, — вещал громила о своей части расследования. — Столкнулись, слово за слово, о девчонке он ничего не слышал, потому что был вынужден ехать на частный вызов к одному из богатеньких придурков. Те напились, пристали к двум подружкам на улице и были безжалостно поставлены на место нашим Мастером…

Данте я отнесла к вымирающему виду едоков — отстань, я медитирую.

Незаметно массируя висок пальцами, глава отделения некромантии уперся локтями в столешницу и просто сидел над тарелкой с закрытыми глазами.

Запах ароматной картошки с золотой корочкой мог вызвать слюноотделение у кого угодно, но бывший узник выглядел так, будто пытался набраться храбрости перед тем, как отведать походной каши, сваренной в чьем-то не очень чистом носке.