Наконец из гостиницы вышел Дориан Орегх. На его левой щеке пенился сильный ожог, панцирь был смят в нескольких местах, а тяжелый двуручный меч сейчас служил ему тростью, на которую королевский паладин с трудом опирался — теперь вся тяжесть этого оружия чувствовалась гораздо лучше, нежели во время боя. Он осмотрелся по сторонам и подал знак свободной рукой, противно скорчив лицо от боли. Вслед за ним из руин выступили три наемника. Они вели связанную по рукам темноволосую девушку, на лице которой не осталось живого места — Ноэми пережила еще один круг ада, с тех пор, когда странник видел ее в последний раз. Не было ничего удивительного в том, что охотники за головами выместили всю свою злобу на чародейке. Все пятеро оседлали своих еще пугливых после произошедшего лошадей и ускакали по дороге на юг.

— Они повезли ее в Дастгард, — прошипел Сарвилл и опустился на землю, спиной скатившись по влажной коре дерева. — Я еще вернусь за ней.

В лесу, что начинался в нескольких саженях от пострадавшего постоялого двора, начали просыпаться птицы и, возвещая приход нового дня, щебетали о своем. Странник сидел на земле в компании зеленоглазой волшебницы и просил воды. Девушка подала флягу, но вся вода с глухим кашлем вышла наружу сразу после того, как он оторвал свои сухие губы от горлышка. Иллайа с усилием разорвала подол своего серого платья и небольшим куском ткани перетянула руку медведя чуть выше торчащего из нее болта.

— Я желаю идти с тобой, — сказала она, когда проверяла, насколько крепко завязаны узлы.

— Идти со мной? — переспросил странник и зажал зубами сухую ветку едва не раскусив ее, когда волшебница потащила, пробивший насквозь его предплечье, сломанный болт.

— Ты совсем меня не знаешь, — заговорил он спустя некоторое время, когда девушка перевязывала ему рану, — и её не знаешь, — он махнул головой в ту сторону, куда ускакали всадники.

— Ну и что. Я у тебя в долгу. И у нее, — она точь-в-точь повторила его движение, указав на Змеиный тракт. — Вы не просто спасли мне жизнь. Вы показали мне, что где-то за пределами Лисохвоста я могу быть такой, какой захочу и жить так, как захочу. И что всякий приезжий не может получать то, что ему захочется.

Иллайа отвернулась и посмотрела вглубь чащи. Сарвилл не мог понять, что она имеет в виду, и девушка быстро об этом догадалась.

— Ты думаешь вчерашний случай в корчме первый, Сарвилл? Нет. Я терпела всякого захотевшего меня всякий раз, когда кому-то ударит касандрийское в голову. Меня не учили говорить нет, а отчим получал еще больше золота с каждого, кому я приглянулась. Не смотри так, корчмарь не мой настоящий отец. Всяким ворюгам и разбойникам мешало разорить нашу корчму только его «гостеприимство». И вчера он просто торговался, а не пытался меня защитить. Вы с чародейкой показали мне то, чего я не могла разглядеть. Я не останусь здесь, даже если ты не возьмешь меня с собой.

— Тогда почему вчера, убегая от бандитов, ты вернулась прямо к своему отчиму, если знала, что при любом удобном случае он отдаст тебя на растерзание? — медведь удивленно поднял брови.

— А что мне было делать? У меня был шанс, что они не заметят места, где я скроюсь. А если все-таки уследят… в конце концов... Я большаку предпочту перину.

Птицы продолжали щебетать, а народ, столпившийся у разрушенного здания, начал постепенно разбредаться кто куда.

— Так значит корчмарь… — чуть погодя, перевел тему медведь.

— Да. Корчмарь донес на вас и получил за это достойное вознаграждение.

Сарвилл поднялся с земли и пошел в сторону лошадей, предусмотрительно оставленных Ноэми днем ранее в чаще леса.

— Помоги мне забраться. У нас еще будет время поговорить.

Теперь постоялый двор и вовсе опустел. Руины разрушенного землетрясением здания отбрасывали легкий дымок в сторону высоко стоящего солнца, которое запекало кровь на нижней рубашке странника. Сарвилл и Иллайа взгромоздились на лошадей и поскакали в противоположную сторону от Дастгарда — на север.

«Пока я изучал события, произошедшие в Лисохвосте, я все время хватался за голову и не мог понять, почему корчмарь так поступил. Ответить услугой за услугу доброе дело, а отвечать за услугу предательством — грех даже на самом крайнем севере. И чем больше я распутывал клубок этих судьбоносных событий, тем яснее мне становилось, что услуга, оказанная чародейкой и странником в „Диком отшельнике“ и не услуга вовсе. Разве, что медвежья. Ну что ж, этот случай послужил уроком и самому медведю, и людям на вроде меня, так близко познакомившимся с его историей — не лезть не в свое дело. Но главное событие, которому здесь суждено было произойти, произошло — одна чародейка заменила другую рядом со странником. Уму непостижимо, насколько великой удачей в последствие обернулось это спонтанное стечение обстоятельств. Понятно, что ни за кого в этой истории я не переживал сильнее, чем за синеглазую волшебницу и все время моих дальнейших странствий я прокручивал в голове то, как она оказалась в плену у короны. Помню, как сыпал вариантами ее дальнейшего пребывания в заключении одному купцу, который оказался моим попутчиком во время следующего промежутка моей великой миссии. Он то и дело оспаривал мои предположения, пока, в конце концов, я не добрался до очередного места назначения, где мы и разошлись, оставшись каждый при своем мнении. Сейчас же мне предстоит написать новые строки этой истории. Однако, прежде чем изучать сие послание дальше, я прошу вас обратиться к истокам и узнать о первых переплетениях судеб, которые в конечном итоге сыграли самую главную роль в этой невероятной эпопее. Переплетении, которое случилось незадолго до уже известных вам событий. Когда странник еще не считался преступником, а жил обычной жизнью человека из самого необычного Медвежьего квартала.»

Заметки чужеземца, выкупленные у одного торговца антиквариатом и другими изжившими себя вещами.

Комната сияла голубым цветом. Зарево ярко освещало помещение через открытое окно. В большой золотой клетке по центру комнаты сидели два, ярко окрашенных во все цвета радуги, попугая.

— Лори. Лори, — без конца повторяли они.

Невысокая девушка в синем шелковом платье приоткрыла клетку и просунула в нее руку.

— Кушайте, милые, — прожурчала она своим тонким голосом.

— Лори. Лори. Лори, — звучало в ответ.

Попугаи зацепили по несколько зерен с ее ладони и, воспользовавшись открытой дверцей, разлетелись по комнате. Один уселся на окно, а другой вцепился когтями в сложенные на прикроватной тумбе книги.

Это было искусно обставленное помещение, где каждая деталь олицетворяла хозяйку и была ей под стать. Будь то занавески с изящной каймой из золотых ниток, будь то кровать, резьба на дереве которой была настолько незаурядна, что даже самые мелкие детали рисунка легко просматривались — при всем многообразии вырезанных на спинке цветов можно было точно сказать какой из них к какому виду принадлежит и какое название носит. Напротив кровати стоял туалетный столик с зеркалом, где было расположено нескончаемое количество сосудов — баночек и склянок с различными жидкостями и порошками, которые помогали своей серебряноволосой владелице подчеркивать, итак, заметную красоту.