Сразу же после коронации Фридрих принялся расточать милости поистине с королевской щедростью: лены, драгоценности, лошадей... Он помогал своим сподвижникам заключать выгодные для них браки.

Воспользовавшись случаем, я, признаюсь, черкнул отцу, сообщив ему о триумфе моего сюзерена и намекнув на то, что теперь в обществе юного короля уже можно заработать не только нож в спину или секирой по башке. Впрочем, как выяснилось позже, моё письмо опередило подробнейшее донесение давнего друга нашего дома, пробста[67] монастыря Святого Томаса в Страсбурге, если не ошибаюсь, вашего родственника, Константин и Анна, который, не желая быть голословным, приводил имена и цифры. Ого-го, какие цифры!

Позже отец показывал мне это письмо. Впрочем, я наивно предполагал, будто папаша сидит дома в окружении нашей семьи, ожидая, когда один из королей перетянет мантию на себя. Ага, не тот человек Вальтер фон дер Фогельвайде-старший! Отправив меня в распоряжение Фридриха, он тут же оседлал коня и в компании верного оруженосца и двух музыкантов, которых брал с собой в особо торжественных случаях, отправился в ставку короля Оттона.

О том, что «поповский император», без сомнения, добьётся желаемого, отец узнал на совете у своего короля и тут же начал подумывать, как бы свалить оттуда, не попав при этом под горячую руку сурового повелителя. Впрочем, он ничем не был обязан Оттону. За годы службы тот разве что всё отделывался обещаниями.

Ещё раньше, в 1213 году, Папа Иннокентий III распорядился установить повсюду церковные кружки в пользу запланированного крестового похода, на что мой отец не преминул ответить ему язвительной песенкой:

Конечно, Оттон был отлучён, а Фридрих представлял интересы церкви, кому как не ему вести крестовый поход? Но в этой песне досталось не только Папе, оба короля тоже получили на орехи. Поэтому отец был вынужден срочно собирать манатки и спасаться бегством. Теперь его путь лежал в земли Фридриха, дабы предложить тому свои услуги.

Но легко сказать, да сложно сделать — приверженцы Папы поджидали теперь на всех дорогах трубадура, посмевшего хулить десницу Господа на земле. Один раз ему пришлось дать кругаля в целую милю, дабы добраться до монастыря Тегернзее, минуя владения знакомого аббата, поклявшегося отхватить отцу язык. Он пробирался к Фридриху, редко останавливаясь на постоялых дворах и стараясь не встречаться ни с кем из бывших знакомых. Повсюду ждала опасность. Тот, кто ещё вчера искал одобрительного взгляда трубадура, теперь поджидал его на большой дороге, надеясь перерезать горло.

Однажды он написал насмешливую песенку, которую пропел на постоялом дворе, недалеко от местечка, где пережидали зиму солдаты Фридриха:

Незатейливую песню тут же подхватила солдатня, дабы в точности повторить её перед своим королём. Отец обязал доблестных воинов, чтобы те не забывали упоминать его имя, после чего ему осталось только устроиться на том же постоялом дворе и поджидать, когда к нему заявится сам золотоволосый король.

Отец всегда нравился ему как трубадур, а благодаря тому, что я уже служил у него, он смог составить себе представление о семье Фогельвейде. Когда же Его Величество услышал, что знаменитый трубадур находится так близко... В общем, встреча состоялась благодаря хитрости моего отца. В замок они вернулись уже вместе, и отец стал главным придворным трубадуром, получив небольшую, но зато ежегодную пенсию. Он счёл это очень хорошим началом!

— Одного не пойму, дружище. Отчего мы тратим время на запись корыстных интересов твоего папеньки, в то время, как должны вспоминать нашего короля? — недовольно прервал трубадура Вольфганг Франц.

— Чтобы показать щедрость Его Величества! — Вальтер пожал плечами. — А впрочем, ты прав. Просто подумалось, пусть останется в памяти потомков хоть что-то... Через восемь лет он получит свой лен, то есть на Фридриха можно было положиться. Насколько я знаю, он всегда выполнял свои обещания.

Я лично слышал, как господин Францизиус молил Его Величество сохранить присланный ему дар французского монарха — 20 000 марок. Умолял сберечь их для супруги и сына или потратить на какое-нибудь доброе дело... Но какое там?! Фридрих приказал разделить эти деньги между князьями. А когда роздали всё до последнего медяка, казна оказалась вдруг пуста, и ему всё равно пришлось учиться экономить и ужесточать финансовую политику.

Кроме того, Фридрих не мог подолгу оставаться на одном месте, так как его многочисленная свита и армия истощили бы любые запасы. Поэтому он много переезжал, чаще всего, правда, останавливаясь в Эльзасе, в Пфальце[70], Гагенау, где была отличная охота и огромная библиотека. Кроме того, здесь юного короля ждали его союзники и друзья.

Союзники и друзья... Да, Рудольфио быстро обрёл здесь самых настоящих друзей и был счастлив.

Раньше каждый год, в апреле, вместе с семьёй мальчик отправлялся в ближайший город Турин, где в день святого Марка торжественно молился за воинов, убиенных в Святой земле и клялся отомстить неверным. В девять лет он почти всегда попадал ножом в мишень и лучше всех дрался на палках.

— Когда я вырасту, я стану воином Господним, пойду в крестовый поход и освобожу Иерусалим от неверных! — говорил, бывало, он, слушая рассказы плетущего корзины или стругающего деревянные ложки дедушки Антонио.

— Так и будет, — уверял его старый воин, продолжая своё дело.

— А я не буду ждать! — влезал в разговор младший брат, Лучиано. В свои неполные семь лет он вымахал чуть ли не с самого Рудольфио и был весьма широк в плечах. В отцовскую породу пошёл — ещё немного, года четыре от силы, и наймётся в оруженосцы к какому-нибудь сеньору, превзойдя старшего братца.