– Ты не принимаешь в расчет то болезненное унижение, которому я подверглась! Что бы сказала мама, если бы узнала…

– О, хватит, хватит! – нетерпеливо сказал он. – Ты обращаешь на это слишком много внимания. Ради Бога, давай забудем обо всем!

Она была очень обижена, но понимала, что упорство уронит ее в его глазах. Ей стало неприятно, что в разыгравшейся сцене Софи повела себя достойнее. Она заставила себя улыбнуться и сказать:

– Ты абсолютно прав. Я позволила этому происшествию слишком задеть себя. Пожалуйста, передай своей кузине, что я больше не вспомню об этом!

Она была достаточно вознаграждена, так как он тут же сжал ей руки, сказав:

– Вот это больше похоже на тебя! Я знал, что не ошибаюсь в тебе!

До поездки в Мертон леди больше не виделись. Мисс Рекстон, убежденная в том, что к ее имени приковано излишнее внимание, решила нанести давно откладываемый визит своей старшей сестре в Кент. Сестра славилась тем, что в ее доме всегда было много гостей. Эжени совсем не хотелось заниматься поручениями леди Луизы или возиться с ее многочисленными отпрысками, но она была уверена, что ей лучше покинуть Лондон до тех пор, пока нежелательные разговоры вокруг ее имени не утихнут. Таким образом, Ривенхолы смогли отдохнуть от ее ежедневных карательных десантов, и почти вся семья готова была благодарить Софи за ее безрассудство, разговоры об этом не достигли ушей леди Омберсли, но младшие члены семьи обсудили ситуацию. Некоторые из них были сильно возмущены, зато другие, особенно Хьюберт и Селина, считали, что их кузина сыграла превосходную шутку. Ее подвиг не вызвал никаких заметных последствий, и хотя ей пришлось выслушать немало насмешек от младших родственников, причина, их вызвавшая, вскоре изменилась. Побилась значительно более интересная тема для шуток в образе молодого лорда Бромфорда, которого Ривенхолы считали просто манной небесной.

Лорд Бромфорд, практически неизвестный в изысканном обществе, совсем недавно – после смерти отца – унаследовал скромное баронство. Он был единственным выжившим ребенком у своих родителей, все его братья и сестры (никто не знал, сколько их было – не то семь, не то семнадцать) умерли во младенчестве. Вероятно поэтому мать с самого рождения считала его не способным прожить без ее опеки. Других разумных причин не было, хотя, как правильно указала своим кузенам и кузинам Софи, румяное лицо и полное телосложение неоднозначно свидетельствуют о крепком здоровье. Он получил домашнее образование, были даже проекты отправить его в Оксфорд, но посланная Провидением простуда уберегла его от опасностей университетской жизни. Лорд Бромфорд хорошо знал о слабых легких своего наследника, и стоило леди Бромфорд ежедневно в течение нескольких недель повторять ему о том зле, которое принесет сыну пребывание в суровом климате Оксфорда, как он согласился на альтернативный проект.

Генри в сопровождении духовного отца, которому леди Бромфорд полностью доверяла, был послан к своему дяде-губернатору – на Ямайку. Говорили, что тамошний климат был благоприятен для людей со слабыми легкими, но не прошло и четырех дней после отплытия Генри, как его мама узнала о частых ураганах, налетавших на остров. Однако было уже слишком поздно возвращать Генри, и он продолжал свое путешествие, ужасно страдая от морской болезни; когда же он, наконец, добрался до Порт-Рояля, то совсем избавился от кашля, что вселило надежду в его мать. За время его пребывания на острове не налетел ни один ураган; а когда, за несколько месяцев до своего совершеннолетия, он вернулся в Англию, его мама нашла его настолько окрепшим и пополневшим, что поздравила себя с успешным осуществлением своего плана. Она не сразу осознала, что восемнадцатимесячное пребывание сына вдали от нее привело к тому, что он стал тяготиться ее доброжелательным управлением. По ее совету он менял носки, наматывал шарфы на шею, закутывал ноги в теплые пледы и воздерживался от вредной пищи; но когда она порекомендовал ему избегать лондонской суеты, он – с должным почтением – заметил, что все же предпочитает жить в Лондон, а когда она предложила ему очень приличный брак, он ответил, что очень ей благодарен, но пока не выбрал женщину, на которой бы хотел жениться. Он не спорил. Он просто отвернулся от приличного брака и поселился в Лондоне. После этого его мама часто говорила своим подругам, что Генри можно руководить, но не управлять; а его лакей, очень откровенный человек, сказал, что его светлость упрямы как осел.

Он пробыл в городе уже некоторое время, прежде чем Ривенхолы более чем смутно узнали о его существовании. Его близкие друзья (которых Хьюберт заклеймил как унылых пескарей) не входили в число их хороших знакомых, и все великолепие его личности свалилось на Ривенхолов не раньше, чем он встретил Софи у Ольмака и пригласил ее на танец. Ибо лорд Бромфорд, нечувствительный к красоте Сесилии и к выбранной его матерью завидной невесты, решил, что именно Софи станет ему подходящей женой. Он нанес визит на Беркли-Сквер. В это время Хьюберт и Селина сидели с леди Омберсли в гостиной. Он пробыл около получаса, затронув в разговоре такие темы, как, например, растительность Ямайки или искусственный отбор особей в человеческом обществе; Ривенхолы ошеломленно-недоумевающе слушали его рассказы до тех пор, пока в комнату не вошла Софи. И только тогда им стало ясно, почему его светлость удостоил их своим утренним посещением, и их скука сменилась неудержным весельем. Поклонник Софи мгновенно стал для молодого и веселого поколения Ривенхолов объектом для самых нелепейших выдумок. Стоило какому-нибудь уличному певцу появиться на Беркли-Сквер, как Хьюберт и Сесилия объявили, что эго лорд Бромфорд поет серенады для Софи; когда недомогание заставляло его оставаться три-четыре дня дома, говорили что он дрался на дуэли за ее прекрасные глаза; а серийный рассказ о его приключениях в Вест-Индии, задуманный, написанный и отредактированный тремя изобретательными умами, оказался столь возмутительным, что вызвал протест со стороны леди Омберсли и мисс Эддербери. Но леди Омберсли, хоть и возражала против подобных крайностей, не могла не оценить настойчивого преследования лордом Бромфордом его племянницы. Он использовал всякий предлог, чтобы заехать на Беркли-Сквер; он ежедневно прогуливался в парке, чтобы «случайно» встретить Софи и принять приглашение прокатиться в ее фаэтоне; он даже приобрел верховую клячу и каждое утро ездил вверх-вниз по Роу в надежде, что Софи появится там на Саламанке. И что самое замечательное, ему удалось убедить свою мать упрочить знакомство с леди Омберсли и пригласить Софи на концерт старинной музыки. Он был глух к уговорам, а когда мама намекнула ему, что Софи вряд ли будет подходящей женой серьезному мужчине, не склонному к легкомыслию, он ответил, что уверен, что сможет сделать ее более рассудительной. Соль шутки, как считали молодые Ривенхолы, состояла в том что Чарльз, обычно столь нетерпимый к претендентам, в силу непонятных причин благоволил к его светлости. Он сказал, что разговор лорда Бромфорда выдает в нем разумного человека и что его рассказы о Ямайке чрезвычайно интересны. Однако Селина (слишком бойкая, по мнению Чарльза) рискнула заметить, что приход лорда Бромфорда в дом является сигналом для Чарльза уезжать в клуб.