В этом царстве виднелась великая, неукротимая красота, которую не смогла бы передать ни одна поэма или ода. Горы с линиями тумана уходили в серебряные небеса. Широкие и обильные реки собирались в озера, которые можно было принять за океаны. Однажды утром он проснулся из-за взмывшей в небо стаи белых цапель. Взмахи их величественных крыльев еще долго отдавались эхом, хотя самих птиц уже едва можно было различить в шелковисто-голубом небе. Здешняя земля не была запятнана элантийским правлением. За такую землю он еще мог побороться.

Девушка, безропотно следующая за ним по пятам, послушно выполняла порученные им упражнения по медитации. Сколько бы Цзэнь ни наблюдал за ней, больше не уловил никаких следов инь. Лань отличалась веселым нравом; ее было легко рассмешить, и смех проносился искрой по ее лицу, как ветер, задевающий колокольчики. Беседа, которую он считал рутиной, казалось, доставляла ей удовольствие. Раз или два он мельком видел ту упрямую девушку, которая, не дрогнув, разбила чайную чашку о его голову, но в остальном Лань, похоже, была полна решимости поладить с ним или по крайней мере попытаться.

Она избегала любых напоминаний об инциденте с яо или о чем-либо, связанном с демоническими практиками. Она внимательно слушала его лекции о принципах Пути. Каждый вечер она садилась рядом и протягивала руку, позволяя осмотреть наложенную им печать, чтобы убедиться, что та все еще удерживает распространение металла. Заклинание Зимнего мага, а точнее – серебро, все глубже и глубже погружалось в ее плоть и кости. Чем дольше они тянули, тем труднее было выкорчевать магию, не повредив способность Лань направлять ци. Тревожило то, что участки руки, на которые повлияло заклинание, начали багроветь.

– Ты уверена, что хочешь пойти на Дозорную гору? – спросил Цзэнь после недели в пути. Они нашли журчащий ручей, в котором могли умыться, и разбили возле него лагерь. Он развел костер, чтобы высохнуть и согреться. Лань положила левую руку на колени практика, пока тот маленькими импульсами ци надавливал на акупунктурные точки. Тот факт, что девушка перестала вздрагивать или уклоняться от его прикосновений, по непонятной причине обрадовал его.

Лань, с затуманенными ото сна глазами, подняла голову и подперла подбородок свободной рукой.

– Ты же сказал, что она по пути?

– Сказал. – Цзэнь нажал на другой нерв. – Но если она, как ты говоришь, защищена Пограничной печатью, нам потребуется время, чтобы ее найти.

Лань сонно улыбнулась ему:

– Уверена, ты сможешь ее отыскать.

Цзэнь сосредоточился на ее руке. Именно в такие моменты, когда она так доверительно смотрела на него, Цзэню было сложнее всего оставаться равнодушным.

– Ты так экономно используешь свои таланты. – Лань прикрыла глаза, ее голос тихо доносился до него. – Будь я такой же сильной, как ты, постоянно бы тратила свою ци.

Он сжал губы:

– Силу следует использовать экономно и по усмотрению обладателя. Ей нельзя злоупотреблять. «Классика добродетелей», глава первая, стих пятый.

Девушка посмотрела на него, приоткрыв один глаз:

– Ты и правда знаешь всю книгу назубок.

– Да.

Она слегка пошевелилась. Следующие ее слова прозвучали невнятно:

– Моя мать говорила, что долг тех, у кого есть сила – защищать тех, у кого ее нет.

Он понятия не имел, что на это ответить. Подобного высказывания не было ни в одной из классических книг, которые он знал наизусть, ни в одном из текстов, с которыми он сталкивался.

Вместо этого он задел еще один нерв.

– Больно?

Она покачала головой.

– Хм, – нахмурился он.

– А должно быть больно? – От его слов она оживилась и открыла глаза: – Что-то не так?

– Боюсь, что чем дольше мы оставляем твою руку в таком состоянии, тем хуже будут последствия.

Лань выпрямилась:

– Ты же говорил, что твоя печать защитит мою руку?

– Да, но… – Цзэнь на мгновение задумался о том, как лучше объяснить Лань происходящее. – Действие моей печати можно рассчитать лишь приблизительно. Состояние твоей руки будет ухудшаться в зависимости от силы заклинания мага и от мощности моей печати.

Лань улыбнулась так, что Цзэнь поспешил отвести взгляд.

– Что ж, могущественный мастер Цзэнь. Уверена, ты обо мне позаботишься.

Не зная, как ответить, практик опустил рукав ее платья и натянул свои черные перчатки.

– Мы прибудем в Деревню Падающих Облаков к закату завтрашнего дня. Она расположена у подножия Дозорной горы, так что, прежде чем продолжить поиски, мы сможем поесть и немного отдохнуть.

Лань вскочила на ноги, потягиваясь.

– Горячая еда, – простонала она. – А там будет настоящая кровать?

Уголки губ Цзэня изогнулись:

– Кажется, на постоялом дворе они есть.

– И пирожки со свининой, сколько душе угодно? Они мои любимые! Госпожа Мэн не давала их нам, потому что свинина дорогая.

– Столько пирожков со свининой, что хватит накормить весь мир.

Она подпрыгнула и закрутилась. Когда Лань наклонилась к нему, в ее глазах вспыхнула уже знакомая хитринка.

– Назови свою любимую песню, – попросила она. – Я в таком хорошем настроении, что готова спеть для тебя.

Цзэнь колебался:

– Ты ее не знаешь.

– Еще как знаю, – настаивала девушка.

Он посмотрел на огонь.

– В моих краях зимой шел сильный снег. Так что мы просыпались в особенной тишине и понимали, что сезон изменился. Отсюда и песня: «Звук падающего снега».

– Ты оказался прав, – заявила Лань. – Я такой не знаю. – Когда девушка придвинулась ближе, положив локти на колени и подперев подбородок руками, ее лицо озарила коварная улыбка: – А значит, ты должен меня научить.

– Нет. Я ужасно пою.

– Мой голос с лихвой это компенсирует.

– Ты меня дразнишь, – сказал он, но девушка не сдавалась. – Хорошо. Так уж и быть. Но только один раз.

И охваченный нахлынувшими воспоминаниями, он замурлыкал, закрыв глаза. Простирающиеся от одного горизонта до другого луга. Небеса, такие голубые и бескрайние, что создавалось впечатление, будто протянув руку, он мог дотронуться до них. И хлопья снега, толстые, как гусиные перья, покрывающие обширную землю идеальным одеялом. Закончив, он открыл глаза и обнаружил, что Лань наблюдает за ним. Отблески огня падали на ее лицо.

– Она прекрасна, – сказала девушка и встала. Платье Лань развернулось белым водопадом, и хотя, чтобы прикрыть порванные части лифа, она осторожно придерживала его плащ, ее танец все еще оставался грациозным.

Песня, слетевшая с губ Лань в мягком, мастерском исполнении, была самой прекрасной из всех, которые Цзэнь когда-либо слышал. Бледный лунный свет отбрасывал тень на ее силуэт, освещал уголки улыбки. И Цзэнь позволил себе упиваться ее видом, как тогда в чайном домике. Ночь вокруг исчезла в тот момент, когда практик попал под чары снега и серебра его родины, которые теперь знал