Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время они ехали молча, а потом молодая женщина решилась:
— Хэнк, я вчера случайно слышала ваш разговор с мистером Хетфордом. Он сказал, что спасти ферму будет нелегко. Дела действительно обстоят так плохо?
— Кажется, да. Мистер Райнхарт говорил Галену, что кто-то пытается перекупить у него поместье.
— Кто же? Кому вдруг понадобилась эта полуразорившаяся ферма?
Хэнк посмотрел на нее с сомнением. Видимо, он что-то хотел сказать, но не мог отважиться. Впрочем, колебался Бредли не больше двух минут.
— Ну ладно. Я, наверное, могу вам сказать, что знаю. В конце концов, я не давал Галену слово, что буду молчать и никому ничего не скажу. Дело в том, что уже два года или около того поместьем пытается завладеть семья Янусов.
— А кто это такие — Янусы? Они живут здесь поблизости?
— Нет. Вы не поверите, но это родственники покойной жены Ленгфорда Райнхарта.
— Жены Ленгфорда Райнхарта? — Нола была крайне удивлена. — Разве он был женат?
— Похоже, что так. Странно, но раньше об этом никогда и речи не было. Я, правда, не спрашивал, а Гален — человек молчаливый. Точно не знаю, почему, но мне кажется, что со смертью миссис Райнхарт связана какая-то тайна.
Нола выслушала все эти новости молча. Ее предположение, что должна быть какая-то причина, по которой Ленгфорд Райнхарт так ожесточился, подтвердилась.
Хэнк продолжил:
— Гален сказал, что мистер Райнхарт получил письмо от адвоката семьи Янусов. Должно быть, оно было среди других писем, которые я привез из Джулиа-Крик. Вероятно, родители его жены вложили какие-то деньги в здешнее поместье. Сами они умерли года два назад почти одновременно. Им, кстати, принадлежало одно из самых больших стад овец на Дарвинг-Даун, так сказал Гален. Миссис Райнхарт не оставила завещания. Теперь ее братья предъявляют права на наследство, причем на его основную часть.
— Разве это так просто? В конце концов, Ленгфорд Райнхарт имеет право наследовать жене.
— Адвокат говорит, они могут предъявить свои права на наследство. Сейчас эти люди предложили, чтобы мистер Райнхарт выплатил им определенную долю, и дали ему месяц сроку. Если он не согласится, дело дойдет до суда, а долгую тяжбу Ленгфорд Райнхарт не выдержит. Так утверждает Гален.
— А выплатить им эти деньги возможно?
— Возможно, наверное. Но для этого должно произойти маленькое чудо. Оно называется «дождь».
— Но почему они так поступают? Тут, похоже, дело не только в жадности. Может быть, здесь какая-то семейная тайна или у них есть что-то, что они могут использовать против мистера Райнхарта. Вы что-нибудь знаете об этом, Хэнк?
— Нет. Я знаю чуть больше вашего. Вот мистер Райнхарт знает наверняка. Но, насколько я понимаю, он вряд ли что-нибудь скажет. Не такой человек.
И опять они какое-то время ехали молча, причем Хэнк искоса бросал взгляды на молодую женщину. Потом он не выдержал:
— Нола, а может быть, вы случайно слышали и кое-что другое? Например, то, что о вас говорил Гален Хетфорд.
Бредли, казалось, было так же неловко, как и самой учительнице.
— Я слышала ваш разговор случайно, Хэнк. Я, собственно говоря, шла к флигелю, но из-за песчаной бури сбилась с пути и, к своему удивлению, оказалась у конюшни. Сама не понимаю, как это произошло. А я так задыхалась, что просто не смогла сразу сдвинуться с места и привалилась к стене. Потом, когда я уже кое-что услышала, мне показалось неловко появиться перед вами, и я просто-напросто сбежала. Мне очень стыдно.
Хэнк кивнул.
— В любом случае, мне жаль, если слова Галена вас обидели.
— Пустяки, Хэнк. Время все расставит по своим местам. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
— Но вы все-таки доказали Хетфорду, что умеете ездить верхом! Сам Гален никогда бы не поехал на этой лошади, Хэнк указал на Веранги, который вел себя совершенно спокойно, если не сказать равнодушно.
— Серьезно?
— Только не говорите ему, что вы узнали об этом от меня.
От такой новости настроение Нолы заметно улучшилось.
Хэнк, видимо, решил до конца выяснить, как долго она стояла у конюшни и как много узнала из того разговора.
— Если вы слышали также замечание Галена о моем личном интересе к вам, то не беспокойтесь, я не буду вам докучать. Конечно, мы с вами знакомы еще так недолго. Мы… — он явно не знал, что сказать в этой щекотливой ситуации. — У нас ведь еще будет время, чтобы узнать друг друга лучше, не так ли?
Нола потеряла дар речи, но, улыбаясь, кивнула. Хэнк, высказавшись, преувеличенно внимательно рассматривал ландшафт, хотя на этой дороге ему был знаком каждый камень. Бредли сердился на себя за то, что не нашел подходящих слов, чтобы выразить свои чувства. Какое-то время никто из них не знал, что сказать, и молчание затянулось.
Наконец, Хэнк собрался с мыслями. Ему с первого дня было любопытно, что превратило Нолу Грейсон в такую решительную, готовую к приключениям женщину, какой она была сейчас. Чего стоило одно ее решение проехать тысячи миль навстречу неизвестному будущему!
— Нола, скажите, у вас в Англии осталась семья? — спросил он.
— Никакой близкой родни, — молодая женщина была рада сменить тему.
— Ваши родители умерли?
— Да, отец умер пять лет назад, а мать вскоре после него. Они оба были не особенно здоровы, и врачи советовали им переехать в страну с более теплым климатом, например в Италию, но они не захотели покинуть Англию, — она задумчиво посмотрела по сторонам и вытерла пот со лба. — Трудно представить, что они смогли бы пережить подобную жару.
— Да, это далеко не всем по силам, — вынужден был признать он. — Вы были единственным ребенком в семье?
— Нет, у меня два старших брата.
Внезапно Бредли рассмеялся.
— Что в этом смешного? — сердито спросила Нола.
— Извините, пожалуйста… То, что у вас есть старшие братья, объясняет то, почему вы такая… другая.
Молодая женщина сделала вид, что не понимает, что он имеет в виду.
— Извините. Я не хотел вас обидеть. Только… Я подумал, что, может быть, ваши братья были сорвиголовами и вы подражали им. Не то чтобы я считаю, что вы недостаточно женственны… Это совсем не так. Просто вы так необычно себе ведете…
— Лучше молчите, Хэнк. Вы сами роете себе могилу. Я уже поняла, о чем вы.
Нола замолчала, и Хэнк испугался, что она обиделась.
— Впрочем, вы удивитесь, — заговорила она наконец, — если узнаете, что я не была сорвиголовой, как вы чуть было не выразились. Мне запрещалось все то, что могли делать мальчики. Видит Бог, я